Время Красной Струны

И мне вручили тонюсенький журнал. На обложке красовалось «Мурзилка». Под надписью на фоне зимнего декабрьского неба ярко сверкала звезда Спасской башни. Мимо башни двигалась ватага странных пацанов, физии которых напоминали незабвенных Братьев Пилотов. На страницах напечатали историю в картинках, как красногалстучный мальчуган отправился гулять на морской берег. Тут-то его подкараулили отвратные чудовища, схватили и запихали в котёл, под которым весело пылал огонь. А как сварили, так и съели. Грустная такая история. Грустная, но поучительная. Предостерегающая от прогулок по морскому побережью в гордом одиночестве.

— Теперь понял, — спросила пухленькая.

— Понял, — бодро кивнул я. — Только я ведь это… не пионер.

— А как звать-то тебя, милок? — осведомилась ясноглазая.

— Куба! — выпалил я по привычке и только потом понял, что сморозил глупость.

— Вот! — просияла пухленькая. — А ты говорил. Самое что ни на есть пионерское у тебя имя. Помню, девочку одну прислали, так она тоже всё про Кубу, да про Кубу. И пела-то как задушевно. Про тебя пела.

— Про меня? — рот разинулся шире возможного. Вот сколько лет живу, а никто про меня песен не сочинял. Вернее, сочинили уже. Просто я об этом ещё не знал.

— Про тебя, — кивнула пухленькая, а ясноглазая запела. — Куба далеко, Куба далеко, Куба рядом, Куба рядом. Это говорим, это говорим мы!

— Ага, — разочаровано пробурчал я. — Крошка моя, я по тебе скучаю, что ты далеко от меня. Я-то думал, чего стоящее.

— Боевая была девчоночка, — проскрипела крючконосая. — Вылитая я в молодости. Бороться, говорит, давайте. Мы, бабушки, ещё покажем этим проклятым империалистам.

— Покажем? — удивился я. — А что покажем?

— И нам неведомо, — вздохнула ясноглазая. — А мы так старались узнать. Мы даже ей вызвали проклятых империалистов, чтобы она показала.

— И показала? — заинтриговался я.

— Куда там, — всплеснула руками пухленькая. — Вы, говорит, ни за что на свете не добьётесь, чтобы я попросила у вас политическое убежище.

— А они? — история по непонятным причинам заинтересовывала меня всё сильнее.

— А они говорят, мол, мы и не предлагаем, — сухо сказала крючконосая.

— А дальше? — спросил я, видя, что пауза затянулась.

— А дальше неинтересно, — вздохнула ясноглазая. — Дальше ругань одна. Пришлось обратно всех отправить.

Я аж запрыгал. Мне тоже захотелось показать кому-то, да так, чтобы меня непременно отправили обратно. Потом я вспомнил, что обратно — это мрачный подвал, и на время передумал.

— Ну, — не дала мне помечтать крючконосая. — Ты уже определился?

— С чем? — испугался я.

— Не с чем, а куда, — ласково произнесла ясноглазая.

— У нас ведь только два пути, — кивнула пухленькая. — Или в котёл, или колдовать учиться. Так зачем тебя сюда прислали?

— Колдовать, — мигом выпалил я, но тут же поправился. — Вернее, это… учиться.

— И замечательно, — впервые улыбнулась крючконосая. — А то запропастился наш котёл, а на базар тащиться за новым, понимаешь, сынок, годы уже не те.

Я усиленно закивал, поскольку вариант с котлом меня никоим образом не устраивал.

Тут пухленькая склонилась надо мной, а ясноглазая неловко отодвинулась и наступила пухленькой на тапочку.

— Эй, — рассердилась пухленькая. — Ведаешь ли ты, дитя лесов, что только что отдавила пальцы полномочной принцессе Бритерианского престола?

— Фу-ты, ну-ты, — подмигнула ясноглазая. — Ведаешь ли ты, полномочная принцесса, что престол твой давно сгнил, а замок расхитили недобрые люди. А вот лес мой, верю, до сих пор стоит.

— Не следует наступать на ноги тем, чьё происхождение ведётся от небесных богов, — упёрла руки в бока пухленькая.

— Кто помнит богов твоего неба? — рассмеялась ясноглазая. — А обо мне слава гремела полтора века. И моя башня увековечена на полотнах великих мастеров. Так что посмотрим ещё, чьё положение ниже.

— Да ты… Да ты, — распалялась пухленькая. — Кому ты сейчас нужна? Кто ждёт тебя в твоём лесу?

— Не ждут, — сурово согласилась ясноглазая. — Кто ж знал, что большие города так иссушают волшебниц. Но и у тебя, знаешь ли, видок далеко не…

— Да помнишь ли ты, — перебила её пухленькая, зло вытаращив глаза и приподнявшись на цыпочки, — что меня ещё совсем недавно приглащали в Академию Юных Ведьм?

— Ага, — криво улыбнулась ясноглазая. — И чего ж не пошла? Не прельстила должность завхоза, после того как полтыщи лет держала в страхе Фландрию, а после четверь века слыла клыкастым ужасом Антверпена? Неужто ждала, что пригласят Повелительницей Тьмы? Знаешь ли, в твои годы такая должность…

Пухленькая внезапно пыхнула огнём, как далеко не самый маленький дракон, но пламя обвилось вокруг ясноглазой, не причинив ей видимого вреда. Ясноглазая высунула язык, словно первоклассница, и засмеялась, заскакав на одной ножке.

— Это что, — крючконосая знала правило «двое дерутся — третий не лезь», поэтому обращалась ко мне. — Я тоже не последней фигурой была, — глаза её мечтательно закатились. — Корчму держала. Кто только в этой корчме не бывал…

— О! — обрадовался я. — Знаем, знаем, — и, встав в позу, продекламировал: