Время льда и огня

Мы беседовали с ним в подсобке регенерационного нефа — длинном помещении, до потолка полном вентилей, моторов и мерно вздыхающих диафрагменных насосов. Здесь, в предпоследнем колене регенерации, уже не было удушливого зловония разлагающих установок, а, наоборот, чувствовался даже легкий луговой аромат с каким-то — я бы сказал, с грибным — оттенком.

— Черни, — рассказывал гидравлик, — вышел из катастрофы с населением всего в четыреста человек. Но это были в основном молодые люди, много женщин и девушек, — словом, за какие-то несколько лет количество людей на спутнике резко увеличилось, и это была совершенно сознательная мера. Черни хотел, чтобы выросло поколение, воспринимавшее Галакси как свою родину…

— Норма Мейлер из того поколения?

— Да, и она тоже. Но ее с детства готовили к другой миссии.

— Я знаю, — подтвердил я и вернулся к предыдущей теме: — Но ведь теперь детей на Галакси не так много?

— Достаточно, на мой взгляд, а главное — именно столько, сколько планируется. Когда придет пора отпочковаться Галакси-два…

Он заметил изумление на моем лице.

— Да-да, именно — второго спутника. Так вот, тогда вопрос его населения будет решаться совершенно иначе — вплоть до вербовки молодежи снизу.

Мое изумление не иссякало — ну и амбиции у обитателей стальных герметических клетушек!

— А что тут такого? Многие — и южане, и ночники — хоть сейчас согласились бы жить и работать здесь, ведь так же? Ну вот вам — не лучше ли здесь, чем дома?

— Я не ночник и не южанин, я из Рассветной зоны. Там, по мне, лучше, чем где бы то ни было.

— Ну, не знаю. На Галакси наиболее человеческие условия изо всех зон.

Я уже не раз встречался с яростным патриотизмом — и в мегаполисе, и на Темной стороне, — но здесь, на Галакси, должен был признать, что их преданность своему крохотному сообществу в самом деле совершенно уникальна и ее можно при желании понять и даже легко разделить.

Теперь, когда наше пребывание здесь неуклонно шло к концу, я старался увидеть и узнать про Галакси как можно больше — тем более что паж, изначально приставленный к нам для слежки, все чаще отсутствовал. Я понял основные побудительные мотивы этого замкнутого человеческого монолита, где на первом плане было само существование спутникового человечества, инициатива и смелость, и — главное — осознание себя как атомарной частицы уникального коллектива. А вот Полковник, помнится, воспитывал во мне уважение к личности — видимо, это был реликт мировоззрения Рассветной зоны…

Нет, при всей симпатии к образу жизни Галакси он мне не подходил.

И тем не менее я все чаще устраивал себе несанкционированные экскурсии по спутнику — пешие либо пролеты в лифте из конца в конец, — лишь затем, чтобы, скажем, влиться в поток заступающей ночной смены и некоторое время идти слитно с людьми в ритме особых «ночных разговоров», или попасть на какое-то торжество в лицее — гордые дети, растроганные родители, — или вообще просто посидеть на мостике в молчаливой компании людей, созерцающих звездное небо и Землю-матушку, а таких всегда было с десяток там. И — самое главное — я привык к этому чередованию света и темноты на спутнике: ведь, когда он летел над Солнечной стороной, получался как бы день, а когда над Темной — ночь, и мне в какой-то мере становилась понятна ностальгия старины Эла по давним временам, когда такое считалось нормой и на Земле.

Это был дом, маленький обжитой ковчег, готовый, если придется, крепко постоять за себя. И я ловил себя на мысли, что этот дом мне жаль покидать.

* * *

Снова отбываем. Не успеваем прижиться где-нибудь мало-мальски — опять приходится покидать только что ставшее привычным жилище, будь то хоромы у Резковица или каютка на Галакси. Не знаю, кто продумал до мелочей эти кельи, но исповедуемый здесь принцип — ничего лишнего — сразу и откровенно заявляет о себе, да так, что через некоторое время становится твоим принципом. Я даже перебрал свой личный нехитрый скарб, кое-что сунул в утилизатор и только с памятным сувенирчиком из заснеженного городка у ледниковой кромки не захотел расстаться — тем более что в предстоящей операции оделять нас оружием не предполагалось.

При встрече с Нормой я пожаловался ей:

— Который раз уже приходится участвовать в акции, плана которой мне не объясняют. От твоих соплеменников я этого не ожидал.

Моя красавица смутилась.

— Дело в том, Петр… дело в том, что мне и самой не так уж много известно — пожалуй, даже меньше, чем у Крамера в свое время. И это в основном потому, что я… Словом, меня оставляют здесь.

— ???!!!

— Курата считает, что я слишком засвечена, чтобы работать где-то внизу — хоть у южан, хоть у ночников, — и нужно какое-то время, чтобы меня там хотя бы слегка забыли. Года полтора, думаю, мне придется сидеть на Галакси.

Она избегала смотреть мне в глаза. Я схватил ее за руку, мало заботясь о том, что встречные-поперечные (дело происходило в коридоре) могут подумать о наших взаимоотношениях.

— Так мы расстаемся?