Я расслышала, как Джэйс клацнул зубами от напряжения, хоть он и стоял в нескольких метрах от меня. Если бы я сосредоточилась, я могла бы расслышать, как воздух покидает его легкие, и неровно бьется сердце. Способность распознавать отдельные звуки в окружающем хаосе осталась после превращения. То же можно было сказать про Чарли.
— Ты голодна? — спросил он, после того как у меня заурчало в животе. — Ты ела что-нибудь прошлой ночью?
— Зайца. — Воспоминание о крови в моем рту и ломающихся костях заставило меня поперхнуться. — Я съела зайца.
— Ты поохотилась? Хорошая девочка.
Что-то в моей груди затрепетало, уловив явную гордость в его голосе. Все будет хорошо. Чарли был здесь, и он мной гордился.
Прошло две секунды, и пришло осознание. Я открыла глаза и увидела знакомую шею и очертания челюсти. Боль от превращения почти прошла, но я ощутила, словно кто-то с размаху заехал мне кулаком прямо в душу. Я не видела мальчика, которого любила с тех самых пор, как узнала это слово. Передо мной стоял койот, который столкнул Алекса с обрыва.
— Отпусти меня, — сказала я и начала брыкаться. — Блин, Чарли, отпусти.
Он поставил меня на землю, и я заковыляла подальше от него, мое тело тряслось, но уже по совсем другой причине. Я едва успела доползти до дерева, пока меня не скрутили судороги, и схватилась за ветку, чтобы не упасть на землю. Моя бледная рука ярко выделялась на фоне темной коры, и мне вспомнилось, как едва ли час назад она была лапой. Я прислонилась к дереву, и темнота начала застилать мое зрение.
— Скаут? — Талли стояла прямо позади меня, ее руки висели в воздухе. Она хотела прикоснуться ко мне, но боялась.
— Я в порядке, — сказала я, медленно выпрямляясь. Это была даже не совсем ложь. Кроме небольшой изжоги и слишком чувствительной кожи, в физическом плане со мной было все в порядке. Минуточку...
Я провела руками по животу и поняла, что мои раны полностью зажили. Покрутила рукой, которая до этого была в гипсе. Запястье словно никогда не было сломано.
— Превращение исцеляет большинство повреждений, — сказала Талли. — Все клетки возвращаются на свое место, не важно, что с ними стало перед превращением. Ты стала такой, какой была до несчастного случая.
— У меня остались шрамы. — Я ощутила неровности под тонкой тканью.
— Странно. Так быть не должно. — Талли сдвинула брови.
Я нервно усмехнулась.
— Да ты что! Ничего этого вообще не должно было случиться. Помнишь, как у меня вырос хвост, и я бегала по лесу на четвереньках?
— Я знаю, это сложно понять...
— Сложно понять?! — Я затрясла головой. — Это невозможно понять. Я не оборотень, Тал! Я Скаут, обычная девочка, забыла? Если, конечно, мой папа не оборотень, о чем вы все забыли мне сообщить. — Что, кстати, они вполне могли сделать. — Или меня удочерили. — Что вряд ли. — Случившееся выходит за грани понимания. Ты можешь объяснить? Можешь сказать, что происходит? Потому что если у тебя есть хотя бы теория, я слушаю своими большими волчьими ушами!
Талли накручивала волосы на пальцы.
— Я... Я не уверена. — Она глянула на Чарли и Джэйса, но тем нечего было подсказать. — Но мы разберемся. Мы пойдем к Тоби, и он найдет ответ.
Я снова засмеялась. Приятно смеяться, когда не чувствуешь разрывающую надвое боль.
— Ну, теперь-то мне гораздо лучше. Тоби-то точно разберется.
— Он вожак стаи, — сказал Джэйс, будто это действительно должно было меня успокоить.
— И?
— И защита и забота о своих подопечных входит в его обязанности. Он поможет тебе. Обещаю.
Хотелось бы мне быть такой же уверенной.
— Я не вхожу в его Стаю.
— Конечно, входишь. Ты же семья.
— Правда? Чья?
— Моя. Ты моя сестра, забыла?
Я рефлекторно дотронулась до живота, все еще удивляясь, нащупывая шрамы вместо швов.
— Как вы это объясните? — сказала я, сознательно отмахнувшись от утверждения Джэйса о нашей семейной связи. — Что я скажу маме? Мысль об ее выражении лица, когда она увидит заживший живот...
О черт.
— Надо позвонить маме! Она, наверное, в ужасе! — Мама проверяла меня каждые полчаса, с той самой ночи. — Наверное, меня уже ищет полиция!
Талли неловко переминалась с ноги на ногу
— Скаут, она знает, где ты. Мы позвонили ей, как только поняли, что происходит.
— Что она знает? Что я, в моем-то состоянии, решила погулять по лесу среди ночи?
— Она знает, что ты превратилась, — сказал Джэйс. — Она все знает.
По моему телу прошел холод.
— Все?
Джэйс, возможно впервые в жизни, выглядел неловко.
— Да, все.
Я приложила усилия, чтобы говорить спокойно:
— И как давно ей все известно?
— Не знаю. Со смерти моего отца? С момента моего рождения?
Ну, естественно. Знали все, кроме меня. Я удивилась, что все еще ощущала себя преданной после таких заявлений.
— А папа?
— Она должна была рассказать ему, — сказала Талли. — Родители шифтеров — единственные обычные люди, которые знают.
Я попыталась представить себе этот разговор. Моя серьезная, практичная мама рассказывала строгому, не признававшему ничего, кроме фактов, отцу, что у их дочери появилась способность превращаться в собаку при полной луне. Наверное, все прошло очень гладко.