Время лечит не спеша

Я люблю Полю. Очень сильно и по-настоящему люблю. Я готов ради нее на что угодно.

Мне пока очень сложно ее отпустить.

Я не хочу с ней расставаться.

Она от меня ушла.

Я просто заваривал чай, когда она зашла на кухню и села за стол. Тогда я думал, что ничего не предвещало. Сейчас я понимаю, что предвещало всё. Увидев ее грустные глаза, я спросил: «Ну что такое?» И она ответила: «Как обычно». И я парировал: «Надо решать тогда».

Не помню, что она мне ответила, потому что я сел рядом с ней с зажженной сигаретой и больше ничего не слышал. Смотрел перед собой в стол, как истукан и просто погрузился в вакуум.

Она от меня уходит.

Я не хочу и не буду ее винить, пожалуй. Точнее, буду, но потом. Я хочу ее вернуть и не представляю жизнь без нее и не хочу ее больше видеть. Или я не представляю себе жизнь в одиночестве, а без нее просто не смогу?

В наши общие финальные дни я сделал почти столько же ошибок, сколько за последние годы. Я не слышал ее. Когда она начала терять ко мне интерес, я закрывал на это глаза или она мне на это глаза не открыла. Но, судя по нашему предпоследнему разговору до шести утра, «наши отношения ее тяготят». Тяготят отношения. Город. Серый город. А внутри серого города я. Недвижимый я. Добрый, милый, прекрасный партнер и друг. Но не мужчина. Не мужчина, которому нужна поддержка и связь. Друг. Партнер. Давненько «мечтал» такое услышать.

Какая же это пытка.

***

– Мать так ее полюбила, – отец абсолютно спокоен. И это пугает. Обычно в сложные моменты он паникует, вращает глазами, бегает по квартире и вопит. Хотя то, что у его единственного сына рухнул брак, вряд ли можно назвать «сложным моментом». Скорее «ад», «апокалипсис», «конец света», но никак не «сложный момент». В любом случае, отец спокоен. В его руках тлеет сигарета. Он сидит за столом, уставившись на стену. Сидит. Не бегает. И спокойно говорит слова, сопровождая их клубами дыма. Спокойно говорит. Спокойно курит. Спокойно сидит. И это пугает.

– Сука, – делает он лаконичный вывод. А у меня даже нет сил пошутить, кого именно он назвал «сукой» – мою бывшую жену, мать, о которой он только что вспомнил, жизнь, кошку, которая случайно роняет с подоконника блюдце или же вообще меня.

Мне почему-то сразу становится стыдно перед отцом. Не оправдал. Не достиг. Не смог. Опять не получилось. Прости меня, папа. Я так хотел быть похожим на тебя, но я не виноват в том, что все детство у меня перед глазами была картинка семьи из разряда «раз и навсегда». Мои родители сидели в школе за одной партой, после этого поступили в один и тот же институт. На третьем курсе они поженились, а на четвертом родился я. Если бы Лиза не уехала в Москву после выпускного, я бы тоже сделал так. Я бы сделал так, как ты, папа. Но у меня не получилось. Опять не получилось.

***

Четверть двенадцатого. Старый новый год. Ненавижу зимние праздники.

Сижу у себя дома на новом диванчике, курю. Зачем мне этот диванчик, зачем Полина заставила меня его купить за неделю до того, как уйти? Не получилось сократить количество сигарет, опять почти пачка за сутки. Хотя нет. Удалось. Еще неделю назад было почти две пачки.

Скоро развод.

Жутко хочется тепла и ужасающе пугает возможность новых отношений когда-нибудь. Мне очень тяжело. Я не понимаю, почему. Потому что меня бросили? Да. Потому что мне врали? Вероятно. Но больше всего мне больно и тяжело от того, что ничего не получилось. Поля все дальше, уже через десять часов она будет в дома. Я не знаю, что она и кому рассказала, и мне на это наплевать, если честно. Я знаю, что я всегда был с ней честен. И другого мне знать не надо.

Как ни странно, уже получается многое анализировать. Я знаю, что я сделал не так. Но я так же знаю, что прошлое на то и прошлое, что прошло и надо попробовать начать строить нового себя. Я не затухаю, не загниваю, веду себя как обычно: много курю, сижу в сети и смотрю телевизор.

Сегодня я проспал десять часов с перерывом в час. Проснулся ночью с комом в горле и был готов плакать или умирать. Не стал. Потом были ужасные сны, в половине из которых Поля меня бросала.

Но после этого я проснулся в полдень в бодром и спокойном расположении духа.

А потом пошел разглядывать вещи, которые она не забрала. Зачем-то оставила серую кофту, старый зонтик, а в сумке под столом – куча ее домашней одежды. Вчера Глеб предложил сжечь эти вещи, а Наташа засмеялась. Пока не буду этого делать. Надеюсь, что вернется? Уже не думаю, что хочу этого.

На столе лежит ее блокнот. Тот, который я купил ей на день рождения. Почему-то только сейчас, смотря на него, я начинаю понимать, как ей было тяжело. От всего. И не знаю, как она так долго держалась. И больше всего не понимаю – зачем.

Кстати, забрала все кольца, что я ей дарил. А обручальное оставила. Не понимаю, почему. Может и задам вопрос. Но только если напишет первая. А она напишет, потому что я просил сообщить, как доедет. И когда напишет отвечать ей я, конечно, не буду.