Время легенд

— Можно я ее подержу? — услышал он свой голос.

— Конечно. — Фрэнсис положила девочку ему в руки, показала, как поддерживать ладонями ее голову и спинку. — Не бойся, — добавила она. — Ты не повредишь ребенку. Она гораздо крепче, чем кажется, и не забывай — она переживет нас обоих.

Лайнд уже не слушал. Он с изумлением смотрел на крохотное существо, которое доверчиво таращило на него глаза. У ребенка было его лицо, волевое, с правильными чертами, его глаза темно-зеленого цвета, напоминавшего сосновую хвою. И его волосы. Маленькая головка девочки была покрыта темно-рыжими завитками точно того же оттенка, что волосы отца. До сих пор, вплоть до этой самой секунды, Джеймсу Виктору Лайнду и в голову не приходило думать о собственной бренности и о продолжении рода. У него никогда не возникало желания иметь семью и заводить детей.

Но теперь, стоило ему увидеть свою новорожденную дочь, его захлестнула волна чувств, грозящая переполнить само его существо. Он был изумлен силой пронзившей его любви. Держа на руках свою дочь, Лайнд чувствовал, как освобождаются чувства, долгие годы дремавшие в его душе. На мгновение ему показалось, что окружающий мир исчез — исчезли Фрэн и Колби, больничный персонал, Гарри Уорнер, ЦРУ и КГБ. Ничто не существовало для него, кроме дочери, которую он нежно баюкал в ладонях. Он не хотел с ней расставаться.

«Джейм, — думал он, — смогу ли я когда-нибудь объяснить тебе, как сильно я тебя люблю?»

Глава 6

Саунд-Бич, Лонг-Айленд, июнь 1962 года

Лайнд стоял у окна своего кабинета, наблюдая за Джейм, которая возилась с соседскими детишками во дворе у парадного крыльца. Он то и дело невольно улыбался. Его дочь была поистине чудом. В свои пять с половиной лет она была чересчур высокой для своего возраста, шумной, крепкой и бесстрашной девчонкой, скорее похожей на мальчишку. «И это тоже здорово», — подумал Лайнд. Джейм ничуть не походила на сверстниц — Лайнд и сам был в детстве настоящим изгоем.

Фрэнсис нимало не заботилась о воспитании дочери, и та понятия не имела, как полагается вести себя девочкам. Возраставшее с каждым годом безразличие Фрэнсис к дочери вынудило Джейм во всем равняться на отца.

Она превратилась в настоящую девчонку-сорванца с мальчишескими ухватками; свои темно-рыжие волосы она предпочитала заплетать в косички, перехватывая их резинкой, носила джинсовые или вельветовые штаны и презирала рюши и оборки, называя их «дурацкими висюльками». Она лазила по деревьям, играла в софтбол и частенько таскала в заднем кармане штанов рогатку.

Лайнд вспомнил, сколь искусно она управлялась с этим оружием, и, не удержавшись, прыснул. Он не сомневался, что Джейм вот-вот потребует подарить ей настоящее ружье и ему придется купить его ей.

Лайнд покачал головой и вернулся за рабочий стол.

Просто удивительно, как круто изменила его жизнь дочь за те недолгие годы, что она существовала на свете, — жизнь того самого Джеймса Лайнда, который и думать не хотел о детях как о продолжении самого себя. Живая, привлекательная, бесконечно упрямая Джейм всколыхнула в его душе чувства, о которых он даже не догадывался до ее рождения.

С той поры Лайнд все больше времени проводил дома. Когда ей исполнилось четыре месяца, он добился значительного сокращения своих обязанностей в компании, как называли фирму Колби ее служащие. И хотя он не смог находиться дома в тот момент, когда Джейм делала свои первые робкие шаги, хотя ему не удалось услышать ее первые слова, в общем и целом он проводил с дочерью немало времени. Их объединяла крепкая связь, куда более сильная, чем обычно возникает у отцов и дочерей. Между Лайндом и Джейм существовали особые отношения, в которых не было места семье, друзьям и даже Фрэнсис.

Лайнд посмотрел на обрамленную бронзой фотографию жены, стоявшую на его столе, Фрэнсис по-прежнему была хороша собой, хотя ее красота начинала блекнуть. Она еще не утратила физической привлекательности, но уже лишилась какой-то искорки, изюминки. Лайнд взял снимок в руки и долго разглядывал его.

Мягкие светлые волосы Фрэн были собраны в пышную прическу, а голубой костюм и плоская шляпка с маленькими полями явно создавались в подражание Джекки Кеннеди, Первой леди Америки. Фрэнсис могла быть прекрасной. Беда в том, что в ней не оставалось жизни, души, той дерзости и пыла, которые Джейм, вне всяких сомнений, унаследовала от отца. Лайнд нахмурился.

Фрэнсис всегда жаловалась на его слишком частое отсутствие, но сейчас она казалась еще более замкнутой, углубленной в себя. Она потеряла интерес к хозяйству, живописи и даже к дочери, о которой так страстно мечтала когда-то.