Иван бросил шланг и присоединился к детям. Вскоре большинство людей перешло на его сторону дома: может, потому, что к нему было ближе от колонки, а все уже устали бегать туда-сюда; может, решили, что Степанчукам, сохранится ли веранда, нет ли, жить всё равно теперь негде. Крыша и потолок у соседей сгорели почти полностью; стена, выходившая на
159
улицу, - значительно; полы сохранились только по углам; сильно досталось и перегородкам между комнатами. Никто ничего не выносил из той жалкой мебели, что имелась у семьи, жертвовавшей значительную часть своих доходов Бахусу. Только сложили посреди двора кучу какого-то скарба, который Юлька, оказавшаяся среди погорельцев самой хладнокровной, выбросила в окна. Как ни странно, это были в основном не кастрюли-сковородки и не одежда, а школьные принадлежности.
Пожар утихал, наступал рассвет. Но солнце будто стеснялось озарить своими весёлыми лучами прошедшую через испытание огнём землю: небо было пасмурным, упорно сохраняло едва ли не ночную мрачность, а дальние предметы не вырисовывались чётче с каждой минутой, как обычно по утрам, а маячили в густом воздухе, словно дым пожарища не стаял, а растёкся по окрестностям.
Добив последний огонь и успокаивая себя мыслью, что ещё легко отделался, Иван сел перекурить с дедом Степаном. Курил вообще-то дед. Иван такой привычки не имел, однако ноги больше не держали его измученное тело, и требовалось, прежде чем подводить скорбные итоги и выяснять ущерб, хотя бы просто перевести дух. Подошла и Егоровна.
- Ты, Ваня, не раскисай теперя, - сказала она. - И так молодец: дом отстоял. А крыша - дело поправимое. Главное - супружницу поддержи, на детей боль да злость не изливай: они у тебя как герои были. Нечего киснуть. Семья дружная, с такими Господь рядом трудится. Восстановитесь. Это рушить противно, а возводить завсегда приятнее. С шуточкой, с улыбкой. А мы с дедом распечатаем заначку, подождём помирать. Сперва вам поможем да порадуемся за хороших людей...
- Спасибо, соседка. Я не раскисаю... - ответил Иван бодро, но голос выдал его: дрогнул. - Посижу вот немного и за дело. А то словно в аду побывал... Смотрю, рубликов триста на ремонт надо...
- Севодни, Ваня, день такой злой. Исаакий Змеевик. Змеиный праздник.
- Да при чём тут Исаакий?.. Люди бывают хуже змей... - Иван поднялся. - Спасибо тебе, Игнатьич. Иной раз вода ценнее золота. Пойду за бидоном. Может, посплю ещё...
160
- И ты заснёшь?
- Шучу, конечно. Но ноги гудят жутко. Просто эта беспросветность уже опостылела. Я скоро отучусь расстраиваться и отупею от несчастий. Странно. Вроде бы живу по совести. Куда совесть направляет, туда и иду. Почему ж мне от жизни гадость за гадостью?.. Ладно. Идите отдохнуть, соседи дорогие. Спасибо вам за помощь.
Иван прошёл во двор Степанчуков прямо через разбитый в одном месте - так легче было подносить воду - забор. Соседская веранда ещё дымила, но нигде не горело, и потому почти все люди разошлись. Старшие дети погорельцев бродили, что-то отыскивая среди руин, и радостно вскрикивали при каждой находке. Ценности попадались ерундовые, зато перепачкались следопыты настолько, что были похожи на бесенят. "Где она теперь им постирает?" - мимоходом подумал Иван и вспомнил, что младшую девочку из этой семьи Дарья пока приютила у них. "Родные и близкие", ещё вчера охотно поминавшие в этом доме безвременно ушедшего Кольку, расположились теперь на чём попало вокруг хозяйки, и на их сочувственных минах было нарисовано страстное желание похмелиться.
Иван увидел, что на его бидоне сидит местный пьянчужка, большой поклонник свадеб и похорон, радовавшийся и горевавший всегда больше даже, чем заинтересованные лица. "Теперь эта рвань и пьянь будет ждать, когда Степанчихе кто-нибудь окажет материальную помощь, чтоб "обмыть пожар". И вдруг Иван, вспомнив о собственном ущербе, задался вопросом, а не должен ли он предъявить претензии этой компании за уничтоженную огнём половину крыши. С этой мыслью он забыл о вежливости и без слов потянул свой бидон из-под восседавшего на нём мужика.
- Ты чиво, фраерок? - деловито пробурчал тот.
- Подпрыгни: это моё.
Иван не ушёл сразу, решив посоветоваться с участковым. Тот стоял во дворе и, внимательно глядя в лицо Степанчихе, пытался хоть что-нибудь понять из её болтовни, часто прерывавшейся кашлем.
- Ты, Станиславич, разберись, - шипела она. - Здесь нечисто. Нас подожгли.
- Кто вас поджог? Были угрозы?
161
- Всё было. Было. Разберись. Твоя обязанность.
Она закашлялась, а участковый глянул на пожарище, словно хотел убедиться в подозрениях женщины, и вздохнул:
- Да кому вы к чертям нужны!..
"Жертва" резко вскинула голову, вытянула шею и разразилась угрозами: