- Непременно, - облегченно вздохнул Кошкин, картинно откланялся и направился к двери.
Уже на пороге остановился и повернулся к хозяину кабинета с неожиданно счастливым выражением лица: - Да! Поздравляю вас с назначением, Вадим Григорьевич!
- Вы это серьезно? - приложил платок к лысине Яковлев.
- Абсолютно и чистосердечно. Во времена бурного экономического реформирования и создания партии нового типа лучшего руководителя и придумать нельзя.
Сказал без малейшей иронии в голосе и оставил Вадима Григорьевича переваривать: то ли его похвалили, то ли слишком хитроумно назвали дураком и карьеристом. Но, так или иначе, генератор через полчаса снова возвышался на рабочем столе Кошкина.
Яковлев пришел лично засвидетельствовать торжество справедливости. Он застал Сергея Павловича в раздумьях. При этом на лице инженера висела потусторонняя улыбка.
- Ну вот... - начал было Вадим Григорьевич.
- Ну вот, - поддержал Кошкин, нажал какую-то кнопку на известном уже пульте, в воздухе запахло озоном, и генератор исчез. - Можете доложить президенту, что проект упреждающего ракетного удара оказался на сегодняшний день бесперспективным. Во всяком случае, пока он сам не сформулирует четкую оборонную доктрину, а не ту, которую ему диктуют из-за океана да из Лондона. Это, между прочим, не мои слова, а покойного Михаила Ивановича.
- Н... но... М-м-м! - Тщетно пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, Яковлев демонстрировал свою растерянность. - Сергей Павлович, вы же сейчас ставите крест на своей карьере!
- А у меня ее никогда не было! Я жену из-за этого потерял. Красивую и умную! Теперь не хочу потерять вторую. А крест у меня и так есть, и я буду его нести, покуда хватит сил. Мне, кстати, предложили место в университете.
- О! Я вовсе не ставлю вопрос о вашем увольнении! Вы очень ценный специалист...
- Вопрос о своем увольнении ставлю я. Мне тут по ночам и поболтать теперь не с кем.
- Хорошо подумайте, - примирительно попросил Вадим Григорьевич.
- Хо-ро-шо подумаю, - по слогам разложил акцент на слово «хорошо» Кошкин.
- Вы до какого на больничном? - будто и не было предыдущего разговора.
-Да я по жизни больной, Вадим Григорьевич, - подмигнул Кошкин, как будто похвастался долгосрочным освобождением от уроков физкультуры в школе.
- Ну вы, если надо, больничный пролонгируйте...
- Как? Пролонг... Чего? Есть же великий русский язык, Вадим Григорьевич! Это же так просто: «продлите»! Про-дли-те... Вы никогда не думали, что я могу сделать его бесконечным?
* * *
В аллее у подъезда своего дома Кошкин буквально напоролся на мощный кулак. И тут же услышал знакомый голос с наглой хрипотцой:
- Притормози!
Страшный удар сокрушительной силы лишил Кошкина всякой воли к сопротивлению. Находясь в состоянии, которое боксеры называют «грогги», он одновременно слушал наседавший хриплый голос и судорожно пытался сообразить, каким образом он мог бы нанести хоть какой-то удар своему неожиданному сопернику
- Пульт! Врубаешься? Пульт. Чем быстрее, тем меньше мучений.
- Можно было и не махать кулаками, забирай... - Кошкин достал из кармана дистанционник с надписью Toshiba.
Верхотурцев ослабил хватку на вороте сорочки Сергея Павловича, и тот получил элементарную возможность дышать полной грудью.
- Вроде сходится, - прищурился на прибор Петр Матвеевич.
- Он, родимый, - сплюнул кровавую пену инженер.
- Ежели что не так, я тебя из любой секретной лаборатории достану.
Кошкину очень захотелось садануть своему мучителю, но на всякий случай Сергей Павлович сдержался. Разумнее было предполагать, что в ответ господин Верхотурцев превратит скромного инженера в отбивную. Но хотелось очень...
Видимо, желание Кошкина было услышано. Некто, не уступающий габаритами Петру Матвеевичу, толкнул его со значительной силой в плечо, отчего тот временно оставил Кошкина в покое.
- Чего тебе от моего лучшего друга надо?
Конвульсивно сработала память, вытолкнув на поверхность теплую майскую ночь у подъезда, шумное обилие зеленых фуражек, пустых и полных бутылок. И хрустящие маринованные огурчики.
- Гриша! Корин! - признал спасителя Сергей Павлович.
- Яволь, май френд! - расплылся в широкой улыбке Гриша, но тут же получил от Верхотурцева прямой удар в челюсть. Плюхнувшись на основную точку опоры, он озадаченно посмотрел наверх, но в состояние «грогги», в отличие от Кошкина, не впал. Зато нападавшего он мгновенно опознал по удару.
- Петя! Ты?!. Мы же не на ринге!
- Ё!.. - ругнулся Верхотурцев. - Земля круглее, чем я думал.
- А то! Пепел Джордано Бруно заровнял все ямки и выпуклости! С какого перепуга ты лупишь моего друга Серегу?
- Друга? - Верхотурцев отступил на шаг, с ухмылкой глянул на пульт в левой руке, зло подмигнул Кошкину. - Да тоже по дружбе! - потом обратился к Корину, каковой напрасно ждал, что бывший напарник по спаррингу подаст ему руку. - Вот что, Гриша. Повезло сегодня нашему другу. Но у меня к тебе большая просьба, ты меня не видел! А лучше всего, если ты меня не знаешь, - и для вящей убедительности напоследок толкнул Кошкина в грудь.
- Не понял? - вскинул брови Гриша.