Время любить

Бен, казалось, искренне озадачился.

– За что?

– За атмосферу, за все эти вопросы, за то, что любая беседа начинается с имени «Скотт». Наверное, мне следовало предупредить, как обстоят дела.

Бен встал из кресла у камина и втиснулся рядом со мной на старый уютный диванчик для двоих.

– Софи, все прекрасно. Да, ваши родители много говорят о вашем брате… но это вполне естественно. И они оба такие славные. Честно говоря, они именно такие, какими я их представлял. Я знал, что они мне понравятся.

– И почему это?

– Потому что вы родились у этих людей, в этой семье, – тихо ответил Бен, на несколько минут очистив мою голову от всех остальных мыслей.

Я откинулась на диванные подушки и закрыла глаза, вдруг почувствовав изнеможение, и слушала звуки дома, в котором выросла, заново с ними знакомясь. Меня куда-то уносило под однообразный свист ветра в трубе, когда слова Бена резко вернули меня к действительности.

– Где вы?

Я сонно моргнула, собираясь извиниться за то, что я почти такая же плохая хозяйка, как и штурман, когда увидела, что он слева направо осматривает комнату, обводя взглядом предметы в ней, словно камера наблюдения. Я следила за его взглядом, все еще не понимая вопроса.

– Где вы в этой комнате? – спросил Бен, закончив осмотр помещения и повернувшись ко мне. Мне не нужно было больше смотреть на собрание дорогих сувениров, чтобы понять, о чем он говорит. – Фотографии на каминной полке, на стенках и полках, на них только ваш брат, а вас нет.

Я выпрямилась, внезапно приготовившись обороняться.

– Это неправда. Я на многих снимках.

Бен коротко глянул на ряд фотокарточек в разнообразных рамках.

– Не на столь и многих. И нигде одна.

– Возможно, я просто не так фотогенична, – парировала я чуть резче, чем намеревалась.

Бен протянул руку так неожиданно, что я ахнула, когда его пальцы приподняли мой подбородок.

– Это просто неправда, – поправил он.

Не знаю, как я восприняла эти слова или его прикосновение, но прежде чем я успела разобраться в своей реакции, Бен уже указал на шкаф со стеклянными дверцами.

– Все призы там, все до единого, принадлежат вашему брату. Почему так?

– Потому, думаю, что я никогда не играла в футбол.

Это была удачная попытка внести немного юмора в наш разговор, который внезапно начал выходить у меня из-под контроля.

Бен с грустью покачал головой.

– Не делайте этого. Не позволяйте им делать вас невидимкой.

В глазах неприятно защипало, но я твердо решила не плакать.

– Это не они… ну, не только они. Я тоже виновата. Мы все хотели – ну, нам нужно было, – чтобы вокруг нас было как можно больше Скотта. Это не мои родители, а я убрала дипломы по классу фортепиано и другие фотографии.

Глаза у Бена были грустные и немного сердитые.

– Но они вас не остановили. А следовало бы.

Когда мы стелили постель на диване в кабинете, который папа называл своей берлогой, и это прозвище делало комнату гораздо уютнее, чем она была на самом деле, Бен вернулся к тому, что, мне казалось, ускользнуло из его поля зрения.

– И как же так получилось, что вы ни разу не упомянули, что играете на фортепиано?

Я дала подушке пару тумаков, расправляя перья, а потом, перевернув ее, набросилась на перья с другой стороны, как будто они меня чем-то раздосадовали.

– Играла, – поправила я.

– Больше не играете?

Я посмотрела на стену, у которой стоял теперь большой книжный шкаф, – на том месте, где когда-то стояло пианино. Если присмотреться и если свет падал под нужным углом, до сих пор можно было увидеть слабый отпечаток его ножек на выцветшем узоре ковра.

– Мы продали пианино.

– Почему? – спросил Бен, чрезвычайно умело заправляя углы простыни, как это делают в больнице или в гостинице, и подтыкая простыню и одеяло под матрас.

Я подивилась, где он научился это делать; эффектная бывшая подруга вроде бы не походила на девушек, умеющих аккуратно застилать кровать. Возможно, Бену довелось побыть курсантом военного училища, размышляла я, понимая, что с легкостью могу исписать дюжину тетрадей всем тем, чего я о нем не знала.

– Полагаю, я переросла свою любовь к игре, – сказала я, что было всего лишь половиной правды.

По выражению лица Бена я поняла, ему не требуется спрашивать, когда именно это случилось в моей жизни, потому что ответ он уже узнал.

Наклонившись, я провела ладонями по его постели, разглаживая одеяла, и постаралась не думать о мужчине, который вскоре будет под ними лежать. Моя комната находилась как раз над кабинетом, и я знала, что у меня будет достаточно времени, чтобы подумать об этом, пока я буду лежать без сна.

Глава 9