Время любить

Вот и получается, что первыми стали «перестраиваться» самые серые и бездарные литераторы. Вернее, подстраиваться под новые веяния в нашей стране. Тем, кто писал правдиво, талантливо, не нужно перестраиваться — они всегда были честны.

Андрей очень уважал своего отца, еще мальчишкой он гордился им: ведь каждая новая детская книжка Вадима Казакова вызывала у школьников огромный интерес, особенно его книги о войне, героических подвигах мальчишек в тылу врага. А мальчик был горд, что прочитывает книги отца еще в рукописях. Казаков и не подозревал, что сын в его отсутствие часами сидит в кабинете и «глотает» отпечатанные на машинке листы…

Юноша мучительно искал свою собственную интонацию, свою тему. Да он и не мог подражать отцу, потому что у того за плечами была тревожная, опаленная войной жизнь, отец, в основном, писал о своем поколении, а Андрей — о своих сверстниках. Поколение отца и его собственное поколение так не похожи!

Андрей стоял у окна, из которого открывался вид на набережную Фонтанки. С пепельного низкого неба косо летел мелкий снег, он уже побелил с одной стороны голые, ветви деревьев, крыши домов, лишь асфальт был чистый: колеса машин наматывали снег на свои протекторы. Лед еще не сковал речку; если дойти до моста, что напротив Инженерного замка, то можно увидеть массу уток. Прохожие с берега смотрят на них, некоторые бросают в воду куски хлеба. Утки будут зимовать в Ленинграде; пока есть хоть маленькая полынья, они не улетят отсюда, но когда ударят морозы, утки куда-то исчезают, однако стоит наступить оттепели, как они снова тут: одни лениво плавают в полыньях, другие, нахохлившись, топчутся на снегу, поджимая под себя то одну, то другую красную ногу. Иногда смотришь на них и думаешь: ну чего вы тут застряли? У вас крылья, свобода, снялись бы с места и полетели в теплые края…

За его спиной сестра на газовой плите готовила обед, он слышал, как она чистила картошку, бросая клубни в кастрюлю с водой, потом что-то резала на доске, наверное лук, потому что Патрик недовольно посмотрел в ее сторону, сморщил нос и чихнул.

— Андрей, а может, на все плюнуть и выйти замуж за Глеба? — после продолжительной паузы произнесла Оля.

— На что ты хочешь плюнуть? — не оборачиваясь, спросил он.

— Ермоловой или Комиссаржевской из меня не получится, а стоит ли всю жизнь быть на вторых ролях? Кинозвезды вспыхивают и гаснут, а тоска по ушедшей славе остается. Великих актрис, кто смолоду до старости сумел сохранить свой талант, можно по пальцам перечесть.

— Это что-то новое, — заметил Андрей. — Ты на славу рассчитывала, когда поступала в институт, или быть артисткой — твое призвание?

— Андрюша, ну почему ты такой положительный? — сказала Оля. — Рассуждаешь точь-в-точь как наш декан.

— У тебя сегодня плохое настроение, сестренка, вот ты и паникуешь.

— И опять ты, наверное, прав! — рассмеялась Оля. — Тебе не скучно быть таким правильным?

— Почему быть правильным, как ты говоришь, должно быть скучно? Я просто такой, какой есть. Или я был иным?

— Ты всегда был самым умным, самым добрым и никогда меня не давал никому в обиду, — миролюбиво заметила сестра. — Помнишь, как ты отчитал двух парней, приставших ко мне у парадной?

— Не помню, — буркнул Андрей. Он подумал, что есть у Оли манера — свое плохое настроение передать другому человеку, а самой потом над ним же насмехаться! Да и только ли она так поступает?..

— Ты и Асю Цветкову спас… — продолжала Оля. — Кстати, дружба со спекулянтом Валерой ей явно пошла на пользу: ее пригласили на телевидение на роль подружки фарцовщика в каком-то современном детективе. Режиссер в восторге от нее! Сулит ей блистательную карьеру в амплуа простушек. Аська сразу нос задрала и теперь мечтает переплюнуть Людмилу Гурченко, сыгравшую официантку в кинофильме «Вокзал для двоих».

— У тебя на плите что-то подгорело, — принюхался Андрей.

— Конечно, если будешь все время отвлекать меня от дела, все сгорит, — ворчливо сказала сестра.

— Я тебя отвлекаю? — покачал головой Андрей и поглядел на Патрика: — Какова твоя хозяйка, спаниель? И как ты ее терпишь?

— Он меня любит, — сказала Оля.

— Он всех любит, — насмешливо заметил Андрей. — Такая уж любвеобильная натура! А ты знаешь, кто всех любит, тому доверять нельзя.

— Это почему же?

— Возьми камень раздроби, и что получится?

— Пыль…

— Так и большая любовь, раздробленная на множество мелких, не что иное, как пыль…

— Интересная мысль… — язвительно заметила сестра. — У кого ты это вычитал, братец? У отца?

— Представь себе, я «родил» эту глубокую мысль сам, — в тон ей ответил Андрей.

— Ладно, философ, нарежь хлеба к обеду, — г сказала Оля. — Большой камень не поднять — вот его и дробят на куски, буханку хлеба тоже в руку не возьмешь — ее надо нарезать… Человек привык к удобствам, зачем же его заставлять перенапрягаться?..

— Сестра, ты становишься циничной.

— Скорее, братец, практичной, — рассмеялась Оля.

Глава четырнадцатая

1