Время любви

— Береги себя, малышка.

Сесилия положила трубку и расплакалась. Слезы текли по ее лицу.

Ее ищут полицейские… Вместо того чтобы защищать, они хотят отыскать ее убежище. И они обязательно его найдут — как она может противостоять полиции? Кто она такая? Копы отправят ее назад, к Алу и Тине, а это просто ужасно! Перед глазами встали ухмыляющиеся лица двух ее тюремщиков, которые снова получат неограниченную власть над своей жертвой.

Подобная несправедливость заставляла сердце сжиматься от невысказанной боли.

Уже через два дня после переезда в приют Сесилия настояла, чтобы ее отправили на работу. В прачечной, куда ее определила сестра-хозяйка, Сесилия выкладывалась, как никогда в жизни. Штопала порванные наволочки, отстирывала простыни, крахмалила белье.

Заведующая внимательно к ней присматривалась. Она понимала, что работа была для Сесилии делом чести, вопросом гордости. Жить в приюте из милости она бы не смогла, поэтому хотела вносить посильный вклад. Тяжелый физический труд облегчал ее душевные страдания.

Ревностная католичка, Сесилия считала развод страшным грехом. Ал ее законный муж, оставив его, она нарушила основные заповеди церкви.

Муки совести постоянно терзали сердце Сесилии, особенно когда она оставалась наедине с собой. В глубине души Сесилия была уверена, что с ней с самого рождения что-то не в порядке, что она чем-то прогневила Бога. Вот и мачеха все время ела ее поедом за то, что все несчастья в семье из-за нее. Обвинила даже в смерти своего ребенка…

По ночам, оставив тщетные попытки уснуть, Сесилия часами просиживала у окна, перебирая четки, и страстно молилась, глядя в черный бархат неба.

Что же в ней есть такое, думала она, что толкает мужчин на насилие? Сперва Винченцо, а теперь ее муж… Сесилия и раньше слышала, что на свете существуют такие женщины, которые пагубно действуют на мужчин, потому что находятся под влиянием дьявола. Значит, и в ней есть какое-то зло, вызывающее у людей, подобных Алу и Винченцо, похоть и ненависть, и она их заслужила. Ни для кого не секрет, что именно Ева выпустила в мир дьявола, только женщина способна на такое…

Она несет в себе зло. Она использовала противозачаточные средства, а это великий грех. Правда, Ал нашел ее таблетки и немилосердно избил… Немилосердно? Разве не заслуживала она наказание, разве не должна была заплатить за то, что предала не только Ала, но и заповеди церкви?

За последние три месяца Сесилия так исхудала, что превратилась в собственную тень. Огромные черные глаза ввалились, а скулы, казалось, вот-вот прорвут щеки.

В иудейском приюте все относились к ней с подчеркнутым вниманием и сочувствием, но Сесилия все равно ощущала себя чужой. Сначала она даже боялась, что ее заставят сменить вероисповедание, но ничего подобного не произошло. Напротив, заведующая, переговорив с ней, освободила маленькую Джину от исполнения всех религиозных церемоний.

Как бы плохо ни относился к ней Ал, о разводе не могло быть и речи. Сесилия его жена и останется таковой до последнего своего вздоха.

А что, если он ее найдет?

Прошло всего три месяца с того дня, как она оставила его…

Нервы Сесилии были постоянно так напряжены, что от малейшего постороннего звука она подпрыгивала на месте.

Даже сейчас, поджидая сестру-хозяйку в ее уютном, уставленном книжными полками кабинете, она дрожала от страха, словно боялась, что ее должны отчитать за какой-нибудь проступок и прогнать из приюта. Измученная рыданиями, она не заметила, как в комнату вошли.

За ее спиной остановился Майк О'Коннор, старший садовник, с огромным букетом золотистых нарциссов. Пораженный зрелищем сгорбившейся на стуле Сесилии, зарывшейся лицом в ладони, он собрался было тихонько положить цветы на стол заведующей приютом и выйти, но в этот момент Сесилия подняла голову.

Вспыхнув до корней волос, она снова спрятала в ладони опухшее от слез лицо, стараясь подавить рвущиеся из груди рыдания. Плечи ее судорожно вздрагивали.

До этого они несколько раз обменивались ничего не значащими словами, но не больше. Майк всегда был застенчивым, немногословным человеком, а в присутствии этой красавицы и вовсе лишался дара речи. Сейчас он опустился перед ней на колени и неуклюже погладил ее по спине.

— Ну-ну, мисс Сесилия, — хрипловатым голосом проговорил он, — успокойтесь, все будет в порядке. Все обязательно будет хорошо.

Совершенно неожиданно для себя Сесилия успокоилась. Ни один мужчина на свете не называл ее мисс Сесилией! А голос Майка звучал так же нежно, как у Ала тогда, на корабле. Ал был с ней так добр в те времена, так за ней ухаживал… Определенно, мисс Сесилия звучит намного лучше, чем миссис Риццоли.

— Простите меня, — запинаясь, сказала она. — У меня не часто случаются истерики.

— Слезы облегчают горе, — спокойно произнес Майк. — Вы попали в трудную ситуацию, вам плохо, поэтому вы плачете. Не надо извиняться.

Наступила неловкая пауза.

— Пойдемте. Я хочу пригласить вас на чашечку кофе.

— О нет! — вздрогнув всем телом, воскликнула Сесилия. — Я не могу никуда выходить, меня могут увидеть…