Время любви

— Я думала, он такой сильный, — всхлипывала она, — а он оказался самым настоящим слабаком. Даже не поговорил со мной, не выслушал… Как мне будет его недоставать, — повторяла она жалобным голоском. — Хочу его ненавидеть и не могу. Не могу!

Мириам-то знала — ненависть охватит девочку скорее, чем та думает. И еще она понимала, что сексуальная тяга к Руфусу станет затухать постепенно. Будучи фармацевтом, Мириам не сомневалась: Джина будет страдать куда сильнее, чем завзятый наркоман при отвыкании от сильнейших наркотиков.

— Мы можем привлечь их к суду за клевету, — произнесла наконец Мириам.

— За клевету?

— Конечно. Как-никак Картрайты нанесли серьезный удар по твоей репутации.

— При этой сцене не было свидетелей. — Джина свела брови на переносице. — Только Руфус. А он поверил всему, в чем обвинял меня его дед.

Мириам покачала головой.

— Я уважала этого парня.

— Им было легко втоптать меня в грязь, — горько усмехнулась Джина. — Кто я такая? Да никто!

— Что за вздор ты несешь? — возмутилась Мири. — Что значит «никто»? Это ты-то «никто»? Чушь собачья!

Однако она видела, что Джина ее не слушает, что в мыслях она снова с предавшим ее возлюбленным. Мириам так хотелось обнять девочку, прижать к себе, успокоить, но сейчас у погрузившейся в себя, в свое горе Джины был слишком неприступный вид. Котенок зашевелился во сне, но девушка больше его не гладила. Мириам забрала котенка с ее колен и прижала к себе так же ласково, как жаждала прижать эту страдающую девушку.

Наконец она поднялась и приготовила кофе. Вернувшись к столу, Мириам увидела, что Джина гордо выпрямилась на своем стуле, опухшие от слез глаза яростно сверкали. Не сводя с девушки глаз, Мириам молча поставила перед ней дымящуюся чашку.

— Спасибо, Мири, — с чувством произнесла Джина.

Снова воцарилось молчание.

Когда же Джина заговорила вновь, Мириам поняла, что девушка полностью овладела собой.

— Его дед сказал, что брошь нашли вместе с противозачаточными таблетками.

— Сволочь! Какая же сволочь!

— Я почувствовала себя какой-то шлюхой. Он все опошлил, сделал наши отношения грязными. А они не были такими, Мири, честное слово, не были. Они были прекрасными!

Последовал новый взрыв безудержных рыданий. Когда Джина наконец успокоилась, то потребовала у Мириам сигарету. Раньше она никогда не курила, но Мириам не посмела отказать.

— У меня еще все впереди, — твердо заявила девушка. — И отныне я буду делать все, чтобы доказать этим Картрайтам, что я не «никто» и кое-что собой представляю в жизни!

— Вот это правильно, дорогая! — пылко воскликнула Мириам.

— Засунули меня в свой роскошный лимузин, словно я не человек, а мешок со старьем, который они намерены отправить в приют для бедняков, — с горечью продолжала Джина. — А к этой минуте и вовсе забыли о моем существовании. Все, даже Руфус! — Подняв с пола котенка, она прижала его к щеке. — Но меня, Джину О'Коннор, так просто не забывают. Не знаю, как, Мири, но я заставлю их ответить за то, что они со мной сделали. Я расквитаюсь с Картрайтами!

«Господи, как же она молода, — подумала Мириам, — пройдет время, и все забудется, время — отличный доктор…» Вслух же она сказала:

— Ну конечно, расквитаешься, милая.

Джина бросила на нее укоризненный взгляд.

— Ты не веришь мне, не принимаешь меня всерьез, а я клянусь — они будут вспоминать обо мне постоянно, каждый день.

По крайней мере, подумала Мириам, девочка пришла в себя, а это уже хорошо.

— Тип из этой их службы безопасности действительно нашел брошь, — монотонно продолжала Джина, с силой сжимая и разжимая пальцы, — и я знаю, кто ее подкинул в мою косметичку — Лючия Картрайт!

Наконец-то до нее дошло! Мириам поняла это с самого начала. Ну ничего, скоро девочка оправится…

Мириам ошибалась. На всю жизнь Джина запомнила позор, пережитый этим воскресным утром.

Глава 39

Первый учебный семестр в Редклиффе начался незадолго до восемнадцатилетия Джины. Как и ее мать когда-то, выглядела она гораздо старше своих лет, однако причиной тому были не физические страдания, не страх за собственную жизнь, а пережитое разочарование. Юная доверчивость и непосредственность исчезли, уступив место зрелой красоте.

Однокурсники — все как один — признали ее потрясающей красавицей, но, хотя она вела себя ласково и приветливо, не могли избавиться от ощущения, что девушка эта была изваяна из мрамора и льда, что ее заморозили и теперь ей не оттаять никогда.

Джина никому не отказывала в помощи, дружеском совете, а иногда и в наставлении, но ни с кем не делилась своими мыслями, не впускала посторонних в свой внутренний мир.

Для парней она была лакомым кусочком, она привлекала, но в то же время и отталкивала их своей холодностью. Ко второму семестру за ней упрочилось прозвище Снежная королева, которое она носила с гордостью.