Время. Люди. Власть. Книга 1, часть I

Говорить на украинском я совсем не могу, а это тоже имеет большой минус. Украинцы, особенно интеллигенция, могут принять меня очень холодно, и я бы не хотел ставить себя в такое положение". Сталин: "Нет, что Вы! Косиор - вообще поляк. Почему поляк для украинцев лучше, чем русский?". Я ответил: "Косиор - поляк, но он знает украинский язык и может выступать на украинском языке, а я не могу. Кроме того, у Косиора больше опыта". Однако Сталин уже принял решение и твердо сказал, что я должен работать на Украине. "Хорошо, - ответил я, - постараюсь все сделать, чтобы оправдать доверие".

Было назначено время моего отъезда. Я попросил Маленкова подобрать мне нескольких украинцев из московской партийной организации (там их было много) или из аппарата Центрального Комитета партии. Это было необходимо, потому что мне сказали, что на Украине сейчас нет ни одного председателя облисполкома и даже председателя Совета Народных Комиссаров (есть его первый заместитель), нет заведующих отделами обкомов и горкомов партии, а в ЦК КП(б)У - ни одного заведующего отделом. Стали подбирать второго секретаря. Вторым секретарем Маленков назвал товарища Бурмистенко1.

Бурмистенко являлся заместителем Маленкова, который руководил тогда кадрами ЦК ВКП(б). Бурмистенко я знал мало. Познакомился. Он произвел на меня очень хорошее впечатление, и мы сошлись с ним характерами.

Я дал Бурмистенко поручение подобрать людей, которых можно было бы взять с собой, человек 15 - 20. Он подобрал, кажется, человек 10 из отделов ЦК и из Московской парторганизации. Из последней взяли Сердюка2 и еще кое-кого. Сердюк работал тогда первым или вторым секретарем Советского райкома столицы. Сам он коренной украинец, отлично говорил на украинском языке.

Приехали на Украину, к Косиору. Он проинформировал нас о сложившейся обстановке и познакомил с кадрами, которые сохранились. Провели республиканский партийный пленум. Косиор представил пленуму ЦК КП(б)У меня и Бурмистенко. Нас кооптировали в состав пленума, избрали в состав членов Политбюро и секретарями ЦК.

Косиора освободили. Григорий Иванович Петровский очень переживал все события на Украине, но вел себя по-стариковски пассивно, хотя был тогда еще не таким уж старым.

Начали мы знакомиться с делом. По Украине будто Мамай прошел. Не было, как я уже говорил, ни секретарей обкомов партии в республике, ни председателей облисполкомов. Вскоре не стало и секретаря Киевского горкома. Секретарем Киевского обкома КП(б)У был Евтушенко3. Сталин к нему относился хорошо. Евтушенко я знал слабо, только по встречам в Кремле, но считал, что Евтушенко вполне на своем месте. Он нравился мне. Вдруг из Москвы звонок: "Евтушенко арестовали". Я и сейчас не могу сказать, какие, собственно, были причины для его ареста. Тогда объяснения были стандартными - враг народа; через некоторое время человек уже сознавался, а еще через какое-то время собственноручно давал показания, которые рассылались, кому следует, и создавалось впечатление обоснованности ареста.

Сталин вызвал меня в Москву и предложил, чтобы я принял на себя посты, помимо секретаря ЦК КП(б)У, еще и секретарей областного и городского комитетов партии. Это просто немыслимо. Но Сталин сказал: "Подберите себе людей в помощь". Я согласился, хотя, собственно, моего согласия и не требовалось. Имелось предложение ЦК, и я должен был выполнить его. Вторым секретарем горкома партии избрали Сердюка, а секретарем областного партийного комитета - Шевченко4. Шевченко был крестьянским парнем, он удовлетворял требованиям, которые тогда предъявлялись такому секретарю. Мы начали работать. Наркомом внутренних дел Украины был Успенский5. Успенского я узнал, работая секретарем Московского комитета партии. Он являлся уполномоченным Наркомата внутренних дел по Московской области, и я часто с ним общался. Он докладывал мне о положении дел и производил на меня тогда хорошее впечатление. Потом он был назначен комендантом Кремля, откуда его и послали наркомом внутренних дел Украины. Я полагал, что он будет правильно информировать меня и помогать мне.

Успенский развил кипучую деятельность. Как выяснилось после смерти Сталина, он буквально завалил ЦК докладными записками о "врагах народа". Аресты продолжались. Помню, Успенский поставил вопрос об аресте Рыльского6. Я возразил: "Что вы? Рыльский - видный поэт. Его обвиняют в национализме, а какой он националист? Он просто украинец и отражает национальные украинские настроения. Нельзя каждого украинца, который говорит на украинском языке, считать националистом. Вы же на Украине!". Но Успенский проявлял настойчивость. Я убеждал его:

"Поймите, Рыльский написал стихотворение о Сталине, которое стало словами песни. Эту песню поет вся Украина.

А Вы хотите его арестовать? Этого никто не поймет".

Лично Рыльского я тогда не знал. Знал его как украинского поэта (нельзя его было не знать), да и только.