Время лживой луны

– Не, он колокол достать не может. Спрашивали уже.

– Зачем же тогда колокольня, если колоколов нет?

– Как это зачем? Полагается!.. А вот и мой домишко.

Антип подвел гостей к стоящему на отшибе дому под крышей из дранки, крыльцом в девять ступенек и прилепившимся сбоку скотным двором. Хозяин распахнул дверь, и на бойцов пахнуло домашним теплом, запахом свежего хлеба, жареной картошки с луком и то ли не добродившего кваса, то ли чуть подкисшего молока. Прямо в прихожей под потолком висела энергосберегающая электрическая лампочка. И не просто на голом шнуре, а с красивым стеклянным плафоном, матовым, с нарисованными бабочками и похожими на колибри птичками. Дверь в комнату была обита черным дерматином с утеплителем – чтобы холод зимой не забирался. Из-за двери доносились звуки музыки. И было это вовсе не церковное песнопение и даже не Кобзон, а какой-то разухабистый новомодный шлягер-пятиминутка, что в столице можно услышать из приоткрытого окошка едва ли не каждого проезжающего автомобиля. Что-то про разбитое сердце, голубые глазки и круглые попки.

Макарычев с Синеглазом удивленно переглянулись. Как-то не вязалась вся эта обстановка с образом религиозного фанатика, всю свою жизнь прожившего на болоте среди двух десятков таких же капитально отставших от цивилизации родственничков. Что и говорить, странны дела твои, Господи. И более того – чудны и непонятны.

Переломив двустволку и вытащив из стволов патроны, Антип повесил ружье на крючок и приоткрыл дверь в комнату.

– Ну, жена! Принимай гостей! – обернувшись, мужичок рукой сделал знак бойцам. – Заходите, служивые! Не стесняйтесь! Рассаживайтесь! А я ща вернусь. У тебя какой размер? – глянул он на Игоряшу.

– Сорок второй, – ответил тот.

Антип подмигнул Игоряше и юркнул за дверь, ведущую на скотный двор.

Петрович снял с крючка хозяйское ружье, внимательно осмотрел его и тихонько свистнул. Ижевская безкурковая горизонталка с дополнительным третьим, нарезным стволом, расположенным под двумя гладкоствольными. Изготовлена в одна тысяча девятьсот семьдесят втором году. А на вид – так совсем новенькое. Даже на лакированном деревянном прикладе – ни царапинки.

Из всего взвода только Ерохин, приличия ради, войдя в комнату, решил перекреститься на старую почерневшую икону с лампадкой в красном углу. Да и то положил крест слева направо.

Примерно полкомнаты занимала большая русская печь, вдоль которой тянулась узкая скамья. За печкой, отделенная ситцевой занавеской, располагалась небольшая кухонька. Справа от двери в стенку, оклеенную голубенькими обоями с васильками, были вбиты гвозди, чтобы одежду вешать. В углу под иконой стоял большой обеденный стол, застеленный потертой на углах клеенкой. Посреди стола – импортный бумбокс с вытянутой антенной, захлебывающийся истошной попсятиной. Рядом со столом – холодильник. Сверху на холодильнике – тостер. Освещала комнату старинная пятирожковая люстра с деревянными украшениями и пузатенькими бледно-желтыми плафонами.

– Да-а-а… – только и смог произнести, взглянув на все это, ефрейтор Стецук.

У остальных так и вовсе слов не было.

Стецук же окончательно языка лишился, когда увидел вышедшую из-за занавесочки с цветочками жену Антипову. Если тостеру с бумбоксом в этом доме было не место, то уж этой девице – и подавно. Высокая, стройная, большеглазая красотка с пышными формами и рассыпающимися по плечам темно-каштановыми волосами выглядела так, будто сошла с обложки одного из глянцевых гламурных журналов. Одета она была тоже соответствующе – узкие, вытертые бледно-голубые джинсы с художественными дырами на бедрах – интересно, как она умудрилась в них влезть? – и обтягивающая розовая маечка со стразами и глубоким вырезом, декорированным под случайный разрыв.

– Здравствуйте, мальчики, – сверкнула голливудской улыбкой хозяйка. – Меня зовут Анжелика.

– А меня, – поборов приступ слабости, первым решил представиться Стецук, – ефрейтор Стецук!

– Какое милое имя! – еще шире улыбнулась Анжелика.

Хотя, казалось бы, куда уж боле!

Запертый в переноске Спиногрыз недовольно заворочался, заскреб когтями. Дабы не провоцировать конфликт, о возможности которого предупреждал Антип, Макарычев поставил переноску с котом в угол и прикрыл ее парой рюкзаков. Корм и вода в переноске имелись – пересидит пару часов. А более того задерживаться в этом странном – куда там, странном, сумасшедшем! – доме сержант не намеревался.

– Да вы проходите! Присаживайтесь! – гостеприимным жестом указала на расставленные вкруг стола табуретки и стулья Анжелика. – У меня как раз и ужин готов!

– Поздновато для ужина, – заметил, присаживаясь на краешек стула, Портной.

– Так у меня муж всегда за полночь домой возвращается. Я до его прихода ужин в печи держу, чтобы не остывал.