Время лживой луны

– На следующем перекрестке направо! – резкий командный голос Владимира Леонидовича оторвал меня от размышлений о бивалентной сущности тандема вопрос-ответ.

– В район Обливион-Парк? – уточнил я, глянув на вывески домов, мимо которых мы проезжали.

– Направо! – рыкнул Ворный.

– Направо, – передал я машине.

«Принято».

Смарт-такси резко свернуло. Еще несколько секунд – и мы проскочили бы перекресток.

– Куда дальше?

– Прямо.

Вот же… Ну, почему, спрашивается, нельзя ответить по-человечески? Можно подумать, мы не одна команда…

– Успех операции в значительной степени зависит от того, насколько неожиданной она окажется для противника.

Ну вот, теперь Владимир Леонидович перешел на милитари-феню! Ладно, по крайней мере, информацию начал выдавать. Хоть какую-то.

– Противник – это…

– Это все, что тебя сейчас окружает.

Я машинально глянул по сторонам. По встречной полосе пронеслось трехместное смарт-такси, свернуло на перекрестке и исчезло из вида. Других противников поблизости не наблюдалось. Хотя, конечно, я понял, что имел в виду Владимир Леонидович. Но все равно – странно ощущать себя тараканом, бегущим по лабиринту и только потому не замечающим внимательно наблюдающих за ним специалистов в области тараканьих бегов, что его слабенький, недоразвитый разум классифицирует их как часть мироздания, по определению непостижимого. А раз непостижимо, так не фига голову ломать. И усатому пруссаку понятно.

– Ты не боишься, что наш разговор прослушивается?

– Конечно, прослушивается, – усмехнулся Владимир Леонидович. – Но даже Система-С-Большой-Буквы, созданная информационными башнями, не в состоянии провести логическую оценку всех телефонных разговоров, ведущихся в настоящий момент по всему Закордонью. Плюс электронная почта, эсэмэски, аськи, бурнабуры и прочие средства невербального обмена информацией. Любая система подавится. Поэтому приходится ограничиваться лингвистическим анализом. То есть система реагирует на некие ключевые слова. Которых я в разговоре с тобой избегаю.

– А я?

– А ты этих слов вовсе не знаешь.

Фи! Однако придется проглотить. Не просить же майора Ворного перечислить слова, которые мне не знакомы. По его мнению. Ну, так пускай и остается при своем. Мнении.

Я еще разок хлебнул из горлышка.

– Есть такая штука, как эзопов язык, – сообщил я майору.

– В курсе, – вполне серьезно отреагировал тот. – Говоря этим самым, в смысле, эзоповым языком, нам предстоит взорвать систему изнутри.

– Какого?..

– Налево! Быстро! Налево!

– Налево!

«Принято».

Резкий поворот. Мое правое плечо вжалось в стенку кабины.

Нет, ни к Обливион-Парку мы направляемся.

– Я что, похож на подрывника?

– Нам не придется ничего взрывать. Я выразился образно.

– А что на самом деле?

– Мы опрокинем Систему.

– Ну, теперь я все понял!

– Не ерничай, Петр Леонидович. И не нервничай. Когда прибудем на место, я подробнейшим образом тебя проинструктирую. Пойми, дружище, иного способа вырваться у тебя нет. Любая система не любит перебежчиков, а ваша, Закордонная, в особенности…

– Но ведь я могу просто сесть в самолет и улететь в Россию!

Сказав это, я сам удивился, почему столь простая мысль не пришла мне в голову раньше? Черт возьми! Все просто, как дважды два! Как репа в собственном соку! Какие, к лешему, тайные операции! Еду в аэропорт, беру билет…

– Можешь, конечно, – с показным безразличием Владимир Леонидович не произносит слова, а тянет их, как прилипшую к зубам живицу. – Только… На перекрестке сверни направо.

– Направо!

«Принято».

– Что «только»?

– Ты часто бываешь в России по служебным делам. Но за все это время максимальный срок твоего одноразового пребывания вне зоны единого информационного пространства составляет одиннадцать дней.

Все верно. Обычно мои командировки занимают не больше недели. Редко десять-одиннадцать дней… Точно, никогда не было больше двух недель.

– И что с того?

– А то, что ты, дружище, живешь на уинах, как торчок на наркотиках. А уины, оказавшись вне информационного поля, выдерживают не более двадцати дней. После чего начинают дохнуть. А тебя начинает корежить и ломать. И мозги наизнанку выворачивать.

– Ладно, потерплю.

– Не в «потерплю» дело… Понимаешь ли, дружище, за те годы, что ты живешь в Закордонье, уины стали неотъемлемой частью твоего организма. Они держат на себе значительную часть естественных функций твоих внутренних органов.

– И что, за двадцать дней их никак нельзя вывести из организма?

– Вывести-то можно. Вот только восстановить самостоятельную жизнедеятельность твоего организма уже не удастся.

– Пробовали?

– А то… Ты, думаешь, первый, кто собрался драпануть?

– Ни одного удачного случая?

– Нет.

– Так какого же черта лысого!..

– Не ори! – рявкнул вдруг Владимир Леонидович. Да так лихо рявкнул, что я на полуслове заткнулся. – Я тебе про что талдычу? Про то, что у нас все продумано! А ты мне – самолет, самолет!.. Хлебни водки!

– Не хочу, – мрачно буркнул я в ответ.

– Хлебни, я тебе говорю!

Я отвернул пробку и лишь пригубил горлышко.

– Ну, вот… Успокоился?

– Нет.

А что я ему, врать буду!