Время Малера

Время от времени поднимал голову: ветер крепчал. Лил дождь, барабаня по стенам и в окна домов; на улице скрюченные человечки, опустив головы, боком продвигались вперед, некоторые забегали под козырьки подъездов и ждали. Дворники на стеклах автомобилей без остановки шмыгали туда-сюда. Мимо пробежали три девочки, открыв рты и подставив небу мокрые лица. За ними проследовал прилизанный пес. Неожиданно дождь кончился. Но только несколько минут спустя сложился первый зонтик, за ним еще один, а потом все остальные. Белесая слизь затянула небо, она росла, раздаваясь вширь, словно под воздействием химической реакции серый цвет превратился в расплывчатую светящуюся дымку. Удушливый белый пар поднимался от асфальта. В луже резвилась собака, постепенно ее осушая. Тучи разорвались, и в просвете голубого неба наконец-то выглянуло солнце, бледным кружком отразившись во всех лужах и стеклах. Собака выползла из мутной воды, застыла на секунду, полакала из лужи и убежала. На краю тротуара, будто кривое зеркало, блеснуло стеклышко, это оказался осколок разбитого плафона.

Давид испугался. Мороз пробежал у него по коже. Несколько долгих секунд он вообще не понимал, где находится. Что-то произошло. Как если бы тело дало трещину и он лишился какой-то части себя. И вдруг почувствовал движение, что-то надвигалось. Перед ним на столе лежала стопка бумаги – тридцать листов, исписанных крупным нервным почерком: чуть покосившиеся столбцы цифр, чертежи, графики, извивающиеся на бумаге большими кривыми, бессмысленные на первый взгляд диаграммы, помеченные значками, названия которым пришлось выдумать; но стоило только вникнуть в эту систему, и она поражала своей удивительной ясностью. Сколько же прошло времени? Солнце слепило глаза и здорово припекало, на лбу у Давида выступила испарина.

Он поднялся. Все тело ныло, ноги как ватные, пальцы с трудом разгибались. Часы по-прежнему лежали на ночном столике. Показывали почти три.

Он включил кофеварку. Отправился в ванную, несколько минут рассматривал в зеркале свое лицо. Толстое и красное, с широким носом и сильно оттопыренными ушами – еще ни разу при виде этой физиономии он не испытал чувство удовлетворения. Он побрился, умылся и побрел на кухню, где выпил три чашки кофе, с беспокойством прислушиваясь, как учащенно бьется сердце.

Вернулся к письменному столу. На книжной полке стояли, выстроившись в рядок, труды Ньютона, Больцмана, Маха, Эйнштейна, Пригожина, Валентинова. Среди них все «Грани физики» за последние десять лет, подшитые в пять толстенных папок и изученные от корки до корки. В буквальном смысле от корки до корки: Давид знал каждое слово. Он взял трубку и набрал номер.

– Да? – послышался голос Марселя. – Что? – Дело сделано. Я нашел разгадку.

– Ты не совсем кстати, Давид. Я как раз собирался уходить.

– У меня есть решение.

Марсель помолчал. Потом откашлялся:

– Правда?

– Да.

– Поздравляю, – сказал Марсель. – Может, встретимся завтра, в десять?

Давид не ответил.

– Прекрасно, тогда до завтра! Это нужно отметить. Вот мы к сделаем это завтра. Мои поздравления!

Послышались гудки: Марсель положил трубку.

Давид подумал секунду и набрал новый номер.

На другом конце не подходили, сработал автоответчик. Раздался гудок, потом шипение, аппарат внимательно его слушал.

– Скорее всего ты не поверишь, – протянул Давид. – Но вчера… то есть сегодня я совершенно случайно нашел решение. Мне удалось… Это изменит все. Я подумал, тебе это будет интересно. Может, встретимся.

Он помедлил.

– Пойду прогуляюсь. Извини, я немного… Давид положил трубку.

Второпях натянул носки, брюки, свитер. С ботинками неожиданно пришлось повозиться: никак не удавалось справиться со шнурками и завязать бантики. На лестнице с ним поздоровались, Давид не ответил. Засунул руки в карманы и вышел на улицу.

Остановился, запрокинул голову и почувствовал теплое прикосновение круглого горячего и расплывающегося солнца; за закрытыми глазами наступили оранжевые сумерки. В желудке урчало, хотелось есть. Кто-то грубо задел его плечом, чья-то собака тыкалась мордой в его башмаки. Разбитый фонарь остался за спиной, Давид ощущал его присутствие так же ясно, как больное место на теле. Он мог точно сказать, когда солнце выглядывало, когда пряталось и появлялось снова, словно подавало кому-то знак.

Он медленно тронулся с места. Земля под ногами казалась твердой и не совсем гладкой, люди с плакатов, расклеенных вдоль дороги, пристально смотрели на него сверху вниз; честное слово – они смотрели только на него; Давид смутился, почувствовав себя в центре всеобщего внимания. «Ну уж нет, – сказал он сам себе, – это ошибка, этого не может быть!» Свернул за угол и очутился посреди широкой грохочущей улицы.