Время меча

Внезапно, окруженная со всех сторон возбужденными и озлобленными луситами, полуоглохшая от выкриков бородатых ртов, дышавших ей в лицо луком, брагой и демоны ведают чем еще, Элина настолько остро почувствовала абсурднось происходящего, что оно, несмотря на все его грубые физические черты, показалось ей нереальным. Что она здесь делает? Она, западная графиня, вместо того, чтобы скакать по вольным просторам на выручку другу, как это описывают в рыцарских легендах, застряла в каком-то затерянном в лесах варварском городе и теперь вместе с кучкой вульгарных наемников, из которых едва ли один умеет читать и писать, проталкивается сквозь толпу разгоряченных аборигенов, чтобы вытребовать жалкие гроши у местного предводителя в обмен на участие в защите тех варваров, что внутри, от тех, что снаружи — участие, которое, как понимала Элина, уже ничего не решает в военном смысле, ибо скоро с той и другой стороны схлестнутся тысячи человек, и что на этом фоне значат еще несколько бойцов, пусть даже с мечами из чуть более хорошей стали? От осознания всего этого уже рукой было подать до мысли об абсурдности и безнадежности всей ее экспедиции, но Элина так цыкнула на эту мысль, что та в испуге бежала в самый дальний угол подсознания. Тем не менее, окружающее по-прежнему казалось ей каким-то душным мороком, от которого можно освободиться волевым усилием, но почему-то для этого-то усилия и не хватает сил. Сколь разительно контрастировало ее теперешнее состояние со вчерашнем боевым азартом на стене, когда она в первые же минуты боя убила своего второго в жизни человека, не почувствовав ничего, кроме радости, когда ее меч вспорол опрометчиво открытое горло!

Грохот прогоревшей крыши, обвалившейся внутрь башни, вернул Элине ощущения реальности. Толпа качнулась в одну сторону, затем в другую. Элина быстро огляделась вокруг и не увидела ни одного знакомого лица. Проталкиваясь непонятно куда, она сама не заметила, когда толпа развела ее с остальными.

— Эйрих! — крикнула она, увлеваемая людским водоворотом, но ее голос потонул в вырвавшемся из сотен глоток боевом кличе чекневцев. Где-то совсем рядом раздавались тяжелые удары тарана; затем послышался громкий треск, и волной накатился боевой клич другой армии. Тарсунцы ворвались в город.

Элина верно поняла свою главную задачу: не сопротивляться влекущему ее потоку и остаться на ногах; стоило ей потерять равновесие, и ее бы затоптали. Она была стиснута настолько плотно, что даже не могла достать меч. Звон оружия, ржание коней и крики сражающихся сливались в сплошную какофонию; невозможно было определить, в какой стороне идет бой и кто берет верх. Сначала вломившиеся лавиной тарсунцы как будто оттеснили чекневцев; потом людская масса шатнулась обратно к воротам, и уже чекневские кавалеристы рубили и топтали лошадьми пятящихся врагов. Затем на какой-то момент стало свободнее, Элина наконец выхватила свое оружие, растерянно осознавая, что, пожалуй, не отличит в этой толчее чекневца от тарсунца, да и как отличат ее саму, равно чужую тем и другим? Чекневские командиры попытались было выстроить свои перемешавшиеся подразделения в правильный порядок, но тут окончательно рухнула одна из подожженных башен вместе с куском стены, и через брешь хлынули встречные потоки стрел, внося новую сумятицу. Вот уже какие-то отчаяные тарсунские конники посылали своих скакунов безумными прыжками через пылающие развалины, вот уже где-то нападавшие прорвались вглубь города, с гиканьем рубя мужиков с дрекольем, а где-то, напротив, чекневцы, вырвавшиеся за ворота в ходе контратаки, гонялись за разбегавшимися в панике вражескими лучниками — причем ни те, ни другие преследователи легкой добычи не замечали, что уже отрезаны от своих. И, кажется, все больше вокруг становилось огня, черные тяжелые клубы дыма заволакивали и без того пасмурное небо, а затем вдруг налетевший порыв ветра стелил их по земле, гнал прямо на людей, заставляя тех отчаянно чихать, кашлять и тереть глаза руками, позабыв про бой.