Мончегоров заглянул в другой лист: какие-то цифры столбцами, вроде как таблица… Следующий – ба, да это Интернет – распечатки о проекте «Тайга»! А это что? Карта, на ней красным нарисована дуга вокруг Каспия… А вот синяя стрелка из сибирской тайги тянется к этой дуге и упирается в какую-то точку… В Туркмении, кажется… Он похлопал себя по карманам, нашел очки, надел дрожащими пальцами, поднес карту к глазам… Да, Туркмения… Мары! Тут же вспомнилась давняя шуточка молодых офицеров: «Есть на свете три дыры: Термез, Кушка и Мары…»
Он быстро сложил бумаги в прежнем порядке, снял очки и вышел на крыльцо. Звери больше не рычали, только у бараков шумели люди. Он пошел на голоса и на полпути встретил возбужденных казахов.
– Что случилось?
– Эти идиоты оставили разделанного лося, вот на запах крови и пришел этот медведь-великан! – раздраженно сказал Карим. – А Облом вышел по нужде и столкнулся с ним нос к носу…
– И что?!
– Он его лапой ударил, Облом метра на три отлетел! На шум остальные выскочили, в воздух палить стали, а зверь на них внимания не обращает: жрет себе лося… Только автоматной очереди испугался. А может, просто нажрался…
– Тут еще один был, у ворот, – сообщил Мончегоров и показал пальцем за спину. – Я рычание слышал…
Рустам выругался.
– Еще одна проблема!
Карим вздохнул и забросил автомат за спину.
– Ничего, проблемы для того и существуют, чтобы их решать… А вы, Иван Степанович, запирайтесь на ночь на всякий случай. Или в бараке спите, с остальными. У них, по крайней мере, ружья есть…
Казахи пошли в штаб, а Мончегоров продолжил путь к месту происшествия. Через несколько минут он рассматривал многострадального лося: от того остался только бок, на котором он лежал, и передние ноги, а куски шкуры и кровавые шмотья мяса были разбросаны вокруг в радиусе метров трех. В свете фонарей были хорошо видны огромные, глубоко вдавленные следы.
– Видали, какая лапа?! А сам как лошадь, глаза горят красным и воняет зоопарком, – слабым голосом рассказывал Облом. Он держался за грудь и с трудом стоял на ногах. – Он меня запросто убить мог! И сожрать!
– Если бы хотел, то сожрал, – резонно сказал Карнаух, держащий на плече двустволку. – Он же и нас не испугался! Я два раза в воздух пальнул, обычный мишка обсерется и удерет, а этот – никакого внимания…
– Если бы хотел, то всех бы нас сожрал, – подтвердил Муха. – Но он на нас просто внимания не обращал… Похоже, не нужны мы ему были…
– Пока! – сказал Карнаух. – А сейчас, может, и обозлился… Неизвестно, чего завтра ждать!
– Там еще один был, – рассказал Мончегоров.
Его сообщение всех озаботило.
– Это те дебилы виноваты, из деревни, – сказал Муха. – Надо было аккуратно тушу разделать, а шкуру и что останется – в лесу закопать!
– Умный больно, – буркнул Тайга. – Чего же ты сам не разделал и не закопал?
Ночь прошла тревожно. Иван Степанович пожалел, что не перешел в барак к «шайке»: дверь не закрывалась, и хотя он подпер ее отрезком доски, а рядом с собой положил нож, это не очень успокаивало. Спал он плохо, ворочался, все мерещилось, что кто-то большой ходит под окном, стучит когтями и чавкает… Но оказалось, что это не кошмар, а реальность: утром между бараками обнаружили множество огромных следов медьваков, а туша лося оказалась обглоданной до костей. Так же, как и голова, прибитая над воротами. Как звери сумели до нее дотянуться, осталось загадкой. Но настроения всем это не улучшило.
Завтракали консервами и черствым хлебом: от туши лося остались только ошметки и куски шкуры. Все сидели хмурые, Облом держался за посиневший бок, который он уже показал всем желающим и не желающим. После горячего чая с дымком и сухарями он сказал, обращаясь к Кариму:
– Слышь, начальник, я работать не могу. И вообще, мне в больничку надо – вздохнуть не могу, кажись, ребра поломаны…
– Извини, брат, я тебя в город не повезу, – спокойно ответил Карим. – Хочешь, собирайся и сам иди через тайгу. Там тебя твой ведьмак подлечит!
– Так что мне делать? – оскалился Облом. – Говорю же – ни кайлом, ни лопатой махать не могу!
– Ладно, в лагере останешься, на легком труде, как беременная баба!
Карим подмигнул и осмотрел всю бригаду, словно приглашая к веселью. Но все сидели с хмурыми лицами, и только Муха визгливо, от души, захохотал.
– Облом забеременел! Ой, не могу! Может, тебе аборт сделать?
– Заткнись, сука! – Финка Облома пронеслась в нескольких сантиметрах от длинного носа Мухи – если бы он не отпрянул, то рот расширился бы от уха до уха и улыбка осталась на лице навсегда.
– Ах ты падла! – Муха вскочил и тоже выхватил нож. – Кайлом махать не можешь, а пером – можешь?! Ну, иди сюда!
– Я вас сейчас обоих пристрелю! – рявкнул Карим, и пистолет в его руке перевел зловещий черный глаз с одного спорщика на другого. – Ножи спрятали! Живо! Раз, два…
Они нехотя подчинились.
– Останетесь оба, присмотрите за лагерем и горячий ужин приготовите! Мы только к вечеру вернёмся…
– А из чего готовить-то? – хмуро процедил Муха.
– Походишь вокруг, подстрелишь глухаря или куропатку… А может, сохатый опять попадется… Или силки поставишь…