Я только что закончила тренировку и как раз выхожу из раздевалки, болтая с ребятами из команды, и тут же вижу ее. Вот она, возле своей машины, зачем-то размахивает клюшкой для хоккея на траве так рьяно, что, кажется, вот-вот вспотеет. И хотя она тоже после тренировки, но ее макияж как всегда идеален, вязаная шапочка и перчатки идеально подходят к теплому костюму. С грустью оглядываю свой спортивный костюм. Сама я только что из душа и едва успела высушить волосы полотенцем, поэтому спрятала их под бейсболкой, чтобы не заледенели по дороге домой.
— Сейчас прогрею машину! – кричит она, завидев меня. Подходит к машине, открывает дверь, включает зажигание и снова из нее выходит, ждет меня, облокотившись о капот.
Бросаю быстрый взгляд на небо, множество темных облаков быстро движутся, превращаясь в единое целое и грозясь разразиться сильнейшим снегопадом. Опускаю глаза и смотрю на Эмму, она улыбается мне. Буквально на долю секунды мне кажется, что от моей решимости не осталось и следа, и я уже представляю себя сидящей на теплом сиденье машины. Идти домой пешком совсем не хочется. Но все-таки я ни за что, ни за что на свете не собираюсь облегчать ей задачу.
Поэтому я иду дальше с ребятами из команды и прохожу мимо ее машины.
— Анна! — зовет она меня, в ее голосе слышится боль. — Подожди!
Слышу, как она осторожно приближается ко мне, и сбавляю темп.
— Нет, ну серьезно, неужели так сложно остановиться и поговорить со мной? Я же пытаюсь извиниться.
Ребята из команды недоуменно смотрят на меня, переглядываются. Я машу им, мол идите без меня, останавливаюсь и позволяю Эмме догнать себя.
Она хватает меня за плечо.
— Прости, мне, правда, жаль. — Ее раскаяние выглядит вполне естественным, а британский акцент даже придает словам искренности, так что я испытываю невероятное искушение обнять ее и простить, ничего не выясняя. Но все же я не могу забыть вчерашнее унижение – я чувствовала себя такой дурой. Так что я стою и просто смотрю на нее.
— Прости меня, — повторяет она и обнимает. Мне очень хочется обнять ее в ответ, но я продолжаю стоять неподвижно.
Она ослабляет хватку и чуть отстраняется, она выглядит такой несчастной. Потом выражение ее лица смягчается, и она снова приближается, берет мое лицо в ладони.
— Я была такой засранкой. Пожалуйста, не злись на меня. Я больше этого не вынесу.
Я вздыхаю.
— Ты действительно отстойно себя вела. — Мой голос звучит довольно странно, ведь она так сильно сжала мои щеки, что губы сплющило, и я теперь похожа на рыбку.
— Знаю. Но ты ведь все равно меня любишь, правда же? — И она сжимает мои щеки еще сильней. — Ну же, правда? Ну хотя бы чуть-чуть? — Мне большего и не требовалось. Я отчаянно пытаюсь не смеяться, наверное, от этого мои губы стали выглядеть еще смешнее, потому что Эмма фыркает, и мы обе прыскаем от смеха.
Наконец, она перестает сжимать мои щеки, хотя и продолжает держать лицо в своих ладонях.
— Мне, правда, жаль. Я как-то увлеклась. И меньше всего я хотела заставить тебя чувствовать себя неловко.
Прикусываю губу.
— Ну да, как же, не хотела.
— Знаю.
— Больше не делай так, ладно?
— Не буду, — говорит она с улыбкой и усиленно кивает. Хватает меня за плечи, посылает воздушные поцелуи каждой моей щеке, они все еще красные от ее попытки примирения.
— Может, сядем уже в машину? — Она начинает стучать зубами и дрожать.
Я киваю, и мы идем к ее Саабу. Она даже открывает мне дверь, словно швейцар, прежде, чем занять свое место на водительском сидении.
— Куда поедем? — спрашивает она. — Хочешь выпить кофе?
— Не могу. Сегодня вторник.
— А ну да, семейный ужин.
Она припарковалась на полупустой стоянке. Несколько минут мы сидим молча, и мне кажется, что вот-вот она, как обычно, врубит стерео, но вместо этого она поворачивается ко мне.
— Так как? Ты все еще думаешь, что наш новенький и есть тот парень с трека?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. — Я собираюсь рассказать Эмме про карандаш, но потом решаю этого не делать. Учитывая, что она обо всем этом думает, ей такое поведение скорее покажется странным, чем милым. А может это и правильно, и мне тоже стоит думать точно так же. Машинально поднимаю руку к затылку, совсем позабыв, что сейчас на голове у меня бейсболка, а карандаш бережно покоится в рюкзаке.
— Хочешь знать, что я думаю об этом? — спрашивает Эмма.
— А у меня есть выбор?
— Нет. Держись от него подальше. Не знаю, в чем тут дело, но есть в нем что-то… подозрительное, что ли.
— Да ладно тебе. Давай уже закроем эту тему. Кажется, он ясно дал нам понять, что никогда не бывал на территории Университета. Должно быть, я все же ошиблась.
И почему я опять его защищаю, ведь точно знаю, что права, но думаю, мои слова прозвучали вполне убедительно.
— А как же его реакция на твое имя?
М-да. Это и правда было странно. Но в ответ я лишь пожимаю плечами.
— Да ты послушай себя! Он тебе нравится. — Она говорит, растягивая слова, отчего ее акцент усиливается.
— Но ведь я его даже не знаю.
— Для этого знать человека не нужно.
— Конечно же, нужно. — Я свирепо смотрю на нее. — Мне просто… стало любопытно, вот и все.