Время моей жизни

Длинный гудок. Еще один. Третий. Слезы потекли по новой. Четвертый гудок. Захотелось удариться головой об стенку. Пятый. Его нет дома.

Где он? Почему его нет? Когда он так нужен! Шестой гудок.

– Алло.

Она обрадовалась и растерялась одновременно.

– Это я, – прошептала она в трубку.

– Ты? – удивленно ответили на том конце.

– Да, я. Я… ты мне нужен, – она всхлипнула, – ты мне очень сильно нужен.

– Ты плачешь? – спросила трубка. – Не плачь, я сейчас, ты где?

– На Кирова. У автоматов.

– Я сейчас приеду, ты только никуда не уходи. Я мигом. Возьму такси, хорошо?

– Хорошо. Генка…

– Да?

– Я люблю тебя.

– Я… – Ей показалось, что он плачет, но, может быть, это были только ее собственные слезы. – Я знаю. Я ведь всегда знал. И что ты позвонишь когда-нибудь, тоже знал. Я тебя тоже… люблю… Слышишь?

– Да… – прошептала она и снова заплакала, на этот раз от счастья. -

Приезжай скорее.

16

Перед выступлением мы бухали в гримерке. В маленькой комнате с желтыми стенами и тусклым освещением, заставленной коробками из-под непонятно чего. Я пила шампанское прямо из бутылки, Билли – вино из пластмассового стаканчика, Кирилл – пиво. Ляля курила.

Все было ясно, как дважды два четыре, – мы боялись выходить на сцену. Кроме этого, еще и боялись признаться в этом друг другу.

Я не знала, много ли народу пришло на концерт, я не выглядывала в зал, но Генка уже забежал сообщить, что “народ ждет”. Лучше бы он этого не говорил, и лучше бы нас вообще никто не ждал.

Главное – улыбаться, думала я перед выходом на сцену. Но все равно вышла дергаясь. Когда я брала бас-гитару, руки у меня тряслись. Ляля нервно улыбнулась мне, стоя у микрофона. Я кивнула, не знаю зачем. Я старалась не смотреть в зал и попыталась даже представить, что там никого нет. Это немного помогло. Ляля сказала пару слов в микрофон, но я не слышала, что она говорила, – голова шла кругом. И… мы начали. Начали с нашей песни “Rock’n’love”^3. Сперва я играла неуверенно, но потом все больше входила во вкус. Я услышала, что голос у Ляли перестал дрожать. И это было здорово. Стоять на сцене.

Видеть зал, полный народу. Откуда столько народу? – успела удивиться я. Мы ведь никому не известная группа! Иногда мы с Билли переглядывались, и он улыбался мне по-детски, по его глазам и улыбке я видела, что у нас все идет не так уж плохо. Затем мы спели песню

“Green Day” “Time of your life”^4, которую я не играла, но помогала

Ляле подпевать куплеты. Закончили песней “Я люблю панка”, которой, как ни странно, мне показалось, многие в зале уже подпевают. Значит, становимся знамениты, подумала я.

Мы спустились со сцены за кулисы и встали с Лялей друг напротив друга.

– Мы сделали это! – сказала я.

– Точно!

А после концерта пили. Нас кто-то поздравлял. Я помню, Кирилл носился, ошалевший от радости. А Билли целовался с этой девчонкой в гриндерсах. Потом мы снова пили. Вышли в зал и танцевали, прыгая выше головы, под наш любимый рок-н-ролл…

17

Она плохо помнила, что произошло: кажется, она напилась. Тошнило.

Иногда она склонялась над унитазом, потом откидывала голову и прислонялась к холодной стене. В туалет кто-то заходил: она слышала женские голоса, но не разбирала, кто и что говорил. Из глаз текли слезы, непонятно почему. Ее трясло, как листок на дереве, и она не могла успокоиться. Обрывки сегодняшнего вечера плавали в воздухе.

Билли до этого момента всегда был рядом. И они целовались. Она попыталась подумать, что это ничего не значит. Они ведь друзья, а друзья иногда целуются, – она так и скажет Билли, когда в следующий раз увидит его. Обязательно скажет. Но друзья не говорят, что любят тебя. А вот Билли сказал. Зачем он это сделал? Билли иногда бывает таким невыносимым… Она закрыла лицо руками и стала шептать: “Билли…

Билли… Билли…” Шепот перешел в плач. Билли всегда был рядом. Она не сможет без него. И ей… больше… никто… не… нужен… Разве она не знала этого раньше?

Билли нашел ее на полу в женском туалете. По глазам размазалась тушь, помада давно была стерта, волосы растрепаны. И все равно… и все равно она казалась ему самой красивой на свете…

– Эй, ну что же ты так, – он сел рядом и обнял ее, – пойдем домой, девочка моя, – сказал он ей.

Она отодвинула его руку.

– Не надо, Билли.

Он промолчал.

– Я… просто отведу тебя домой и уложу в постель, как делал это раньше.

– Раньше… – пробормотала она, – раньше мы были друзьями.

– И сейчас мы тоже друзья… мои чувства к тебе… они… ты не должна была о них знать вообще, понимаешь? Не думай об этом.

– Зачем я тебе, Билли? Зачем? У меня несносный характер, я постоянно ною и жалуюсь. Я много пью… сплю, то есть спала с кем ни попадя, я в любовь верить перестала, понимаешь, Билли, и в счастье тоже.

Билли снова обнял ее и погладил по волосам.

– Ну что ты такое говоришь… Ты такая хорошая, ты даже не представляешь, какая ты хорошая.

По ее глазам потекли слезы – никто и никогда не говорил ей такого.

Ей говорили, какая она красивая, или “я так хочу тебя”, или “у тебя офигенная задница” – что-нибудь в этом роде, но никто и никогда не говорил ей таких простых и нужных слов, какие сейчас сказал Билли.