Время моей Жизни

— Ты издеваешься? Как я пойду на таких каблуках? И мы не можем бросить здесь Себастиана.

— Ничего, с дороги я позвоню в аварийную службу.

— Нет, не надо нам помощи, мы сами справимся. Вдвоем. Давай.

И мы приступили к делу. Я села за руль, а Жизнь пытался нас вытолкнуть. Безуспешно. Тогда он сел за руль, а я пошла толкать. Тоже безуспешно. Мы попробовали толкать вместе, но и это не помогло. Пришлось взять наши сумки из багажника и двинуться пешком по дороге, которую Жизнь прокладывал с помощью своего чертова навигатора. «Дорога», впрочем, — это очень громко сказано. На самом деле то был путь сообщения, пригодный для крупного рогатого скота и тракторов, а идти по нему в темноте на высоких каблуках в развевающемся легком платье, с ноющей спиной и сухими ветками в волосах… было неудобно. Спустя сорок пять минут мы доковыляли до гостиницы, которую почему-то проглядели создатели сети отелей «Рэдиссон». Жизнь бросил на меня извиняющийся взгляд. Это был старенький дом с верандой, древними ковриками на полу и бумажными обоями на стенах. Впрочем, там было чисто и опрятно. Поскольку с утра я так ничего и не съела, а у родителей проглотила лишь несколько ложек супа, живот у меня сводило от голода. Хозяйка приготовила нам бутерброды с ветчиной и превосходного горячего чаю, а еще тарелку вкуснейших бисквитов — последний раз я ела такие, когда мне было лет десять.

Сидя на кровати, я красила ногти на ногах. В голове у меня было пусто, и там гулким эхом отдавались слова отца.

— Прекрати думать о том, что тебе сказал отец, — велел Жизнь.

— Ты мысли читаешь?

— Нет.

— Но я как раз об этом сейчас думала. Как же ты узнал?

— Наверное, я хорошо тебя чувствую. Настроен на твою волну. И вообще, нетрудно догадаться, о чем ты думаешь, — твой папа сказал много резких слов.

— Отец, — поправила я.

— Ты хочешь поговорить об этом?

— Нет.

— Значит, твои родители — богатые люди.

— Состоятельные, — автоматически, даже не задумываясь, сказала я. Это была многолетняя привычка.

— Прости?

— Они не богатые, а состоятельные.

— Кто тебя научил так говорить?

— Мама. Когда я в восемь лет ездила в летний лагерь, дети меня дразнили, что я из богатенькой семьи, потому что видели, как меня привезли туда на БМВ или что у нас тогда была за машина, не помню. До этого я никогда не задумывалась о таких вещах, о деньгах дома не говорили даже вскользь.

— Потому что они у вас были.

— Возможно. Но я перестала употреблять это слово после ежегодного завтрака у Магуайеров в день зимнего солнцестояния. Я сказала, что мы богаты, и родители так на меня посмотрели, что больше я этого не повторяла никогда в жизни. Это как непристойное ругательство. Неприлично говорить, что ты богат.

— Какие еще правила они тебе внушили?

— Множество.

— Например…

— Нельзя класть локти на стол, пожимать плечами, кивать… пить самогон на конюшне с девятью мужчинами.

Он изумленно посмотрел на меня.

— Долго рассказывать эту историю. Нельзя плакать. Никаких эмоций, никакого выражения личных чувств. Ну, в общем, всякое такое.

— И ты соблюдаешь все эти правила?

— Нет.

— Все нарушаешь?

Я подумала о том, что Силчестеры не плачут. Строго говоря, это не было сформулированным запретом, скорее приобретенной привычкой. Я ни разу не видела, чтобы родители плакали, даже на похоронах своих родителей, — они сохраняли благопристойную твердость и стойкость духа.

— Нет, только самые главные. Я никогда не откажусь от дарованного мне Господом права пить наш ирландский потин на конюшне с девятью мужчинами.

Телефон Жизни просигналил, что у него сообщение.

Он прочитал его, улыбнулся и немедленно ответил.

— Я нервничаю по поводу завтрашнего дня, — призналась я.

Его телефон снова ожил, и он не обратил на мои слова никакого внимания. Улыбнулся и стал писать ответ.

— Кто это? — ревниво поинтересовалась я.

— Дон. — Он сосредоточенно жал на кнопки.

— Дон? Мой Дон?

— Если у тебя мания собственничества и ты хочешь, чтобы он принадлежал исключительно тебе, то — да, твой Дон.

— Нет у меня никакой мании, — фыркнула я, — но с Доном я первая познакомилась. Не важно. А что он пишет?

Я попыталась заглянуть в его телефон, но он убрал его от меня подальше.

— Это тебя не касается.

— Зачем ты с ним переписываешься?

— Затем, что мы с ним хорошо ладим, и у меня есть на него время, в отличие от некоторых. И завтра вечером мы собираемся пойти где-нибудь выпить вместе.

— Завтра вечером? Но ты не сможешь, мы же еще не успеем вернуться. И вообще, ты злоупотребляешь своим положением. И провоцируешь разногласия.

— Если ты о Блейке, то у меня с ним изначально нету никакого согласия. Так что все в порядке.

Я с недоумением наблюдала за ним: спина у него стала напряженной, он набычился и отвернулся от меня.

— Он настолько тебе неприятен?

Жизнь пожал плечами.

— А что будет, если мы с Блейком, ну, опять сойдемся? — Одна мысль об этом заставляла все мое существо радостно трепетать. Я думала о его умелых губах, целующих меня повсюду. — Что ты будешь испытывать тогда?

Он поджал губы и обдумал эту перспективу.

— Если ты будешь счастлива, я не стану грустить, надо полагать.