Время — московское!

Зири медленно кивнула. Я хотел было потрепать псину за ухом, но вовремя одумался — а вдруг она воспримет это как фамильярность? Может, с акселерированными собаками нужно вести себя как с людьми, то есть вежливо держать дистанцию до первого брудершафта?

Индрик позвонил. С той стороны двери послышались нерасторопные шаги. Наконец нам отворили.

Я в который раз подивился тому, сколь мало соответствуют мои представления о манихеях неожиданно открывшейся нам действительности. Мы-то представляли себе манихеев чем-то вроде зловредных, вооруженных до зубов параноиков. А они даже «кто там?» не спрашивают, отпирая дверь в сумрачные туннели…

— Сегодня сеанса не будет, — процедили в приоткрывшуюся шель.

— Погодите! Нам не нужны никакие сеансы!

— Тем более. До свидания!

— Пожалуйста, выслушайте меня! Мы — друзья, — придерживая дверь, сказал Индрик, обжившийся в роли парламентера. — Мы хотим видеть учителя Вохура.

Прошло несколько мучительных секунд и дверь наконец распахнулась. Молодой длинноволосый парень по ту сторону порога… жевал… бутерброд с сыром. За спиной у него виднелся светлый и уютный холл с рекламными плакатами на стенах.

— Учитель Вохур сейчас занят. Просил его не беспокоить, — ответил молодой человек.

И снова — никаких вопросов вроде «кто вы?», «откуда вы?». Меня даже посетила здравая мысль о том, что, возможно, манихеи знают о нас все с той самой минуты, когда «Вегнер» материализовался в Колодце Отверженных. И что они в отличие от нас никаких иллюзий на наш счет не питают, поскольку вооружены внечувственным знанием.

— Послушайте, нам очень нужно видеть учителя Вохура! Мы пришли издалека! Мы — посланцы Объединенных Наций! И у нас очень важный разговор! Хотя бы доложите ему о нас! — поддержал я Индрика.

Как видно, наша с Иваном Денисовичем настойчивость подействовала на привратника.

— Хорошо, я сейчас спрошу, — неуверенно сказал парень и… пригласил нас внутрь.

На меня вновь накатили сомнения в том, что Зири привела нас именно к тому Вохуру, который был нам нужен. А не к его скромному однофамильцу-кинопрокатчику. Ведь не может, ну просто не может Главный Идеолог Манихейства жить в какой-то крысиной норе, без охраны. Не называть же охраной безоружного молодчика в обносках и с горошинами плейера в ушах! Хорош охранничек… Он даже не потребовал от нас ждать за порогом, как сделал бы любой сотрудник службы безопасности провинциального европейского супермаркета, если бы мы домогались аудиенции у его директора!

Парень с бутербродом пригласил нас внутрь и… даже предложил нам зайти в соседнюю комнату, на которой было написано «Чайная». Мол, угощайтесь, гости дорогие!

Нам ничего не оставалось, как последовать его любезному предложению.

В соседней, хорошо освещенной и теплой комнате стоял длинный, персон на сорок, стол, накрытый пестрой скатертью с кистями. В центре стола — букет роз, слава Богу, искусственных. В углу, на этажерке — шеренги чашек и блюдец, типично клонских, пузатеньких. На плите — дымящийся заварочный чайник, рядом — чайник с кипятком. И фрески, как же без них. Нарисованные люди смотрят кино и лица у них приветливые и радостные.

Перемолот первым уселся на скрипучий стул во главе стола и налил себе ароматного черного напитка.

— Чего вы на меня так смотрите? Думаете, у них чай отравлен?

Вскоре его примеру последовали Лехин и Борзунков.

Тем временем Терен и Иван Денисович обследовали фреску — на предмет того, издает ли она звуки. То же сделала и моя Таня. Но фреска помалкивала.

Собака Зири присела у моих ног и выжидательно на меня глянула. Мол, «не забывай, что вы обещали насчет консервов». Я осторожно погладил ее по холке. В крайнем случае пусть воспринимает это как выражение моего невежества.

…Я разливал чай по чашкам. Мои товарищи, развалившись вокруг стола, курили. Пепел стряхивали в бумажный стаканчик с эмблемкой конкордианского пассажирского лайнера «Гилария».

Прошло где-то с десять минут, когда дверь в «Чайную» снова распахнулась и тот же лохматый молодой человек, теперь уже без бутерброда, возвестил:

— Учитель Вохур согласен поговорить с вами. Он ждет вас в соседней комнате. Я провожу.

— Ну что, пора! — Иван Денисович отставил недопитую чашку и решительно встал.

Однако никто не торопился следовать его примеру.

— Товарищ Индрик, а что, если я тут пока останусь? Свой сухпай с чайком съем? А то ведь с самого утра во рту пусто, — состроив просительную мину, сказал Перемолот.

— Да и я бы почаевничал, — подхватил Борзунков. — Если можно. От меня в этих разговорах толку все равно никакого. Я же человек простой, в дипломатии не силен…

— Да и я, пожалуй, если позволите, — сказал Лехин. — Вы-то недалеко, в соседней комнате будете, если стрельба начнется, мы услышим, — добавил он, подпустив в голос служебной основательности.

— Солидарен, — вставил Терен. — И рад бы с вами, но ноги не держат… Посмотрю потом в записи.