Время — московское!

Добрая морская душа вытащила его, беспомощного, из туннеля на свежий воздух и приткнула на первом же пятачке, показавшемся безопасным.

«Неужели в туннеле все так плохо? База уничтожена полностью?»

Раздался нарастающий гул и из-за правой скалы выскользнул «Дюрандаль». До него было метров двести.

«Смотри-ка… кто-то еще взлетает».

Эстерсон пошел вперед, свернул налево и оказался на берегу фиорда. При этом ради каждого движения конструктору приходилось концентрироваться и скрипеть своими несчастными мозгами так, словно он в уме брал натуральные логарифмы семизначных чисел.

Вода в центре плеса вспучилась, вскинулась белым столбом и из него неспешно, будто бы через силу выросла стройная тупоносая труба с длинной штангой на конце. Затем включились двигатели и ракета «Зенит-ПФ» (а это была она), резво подпрыгнув, ушла в низкие облака. Впрочем, реактивный выхлоп ракеты с легкостью разорвал облачные препоны, подарив Эстерсону несколько лишних мгновений яркого света.

В багровых сполохах ракетных двигателей кое-что прояснилось.

Через фиорд ползли клубы дыма.

Рукотворный айсберг, порождение взрывных работ, был разрушен и превратился в несколько отдельных ледяных ломтей. Ломти эти остались торчать на прежней отмели. Какая сила обошлась с айсбергом столь жестоко — оставалось гадать.

На противоположном берегу поблескивали свежие обломки. Тут и там стояли столбы плотного желто-белого дыма. «Так горит фосфор… мокрое сено… что еще?» — подумал Эстерсон.

На воде болтались невразумительные продолговатые предметы. Среди них на секунду показалась блестящая спина дельфина, но конструктор отмел прочь подобные видения. Дельфинов на Грозный не завозили в отличие от пингвинов.

Над облаками шел бой. С позиций наземного наблюдателя он представлялся абстрактной светозвуковой пьесой. Что мог понять Эстерсон, глядя на зарницы и слушая ревущую какофонию заоблачной аэросвары?

Не слышал он матерящихся пилотов, которые давно расстреляли все ракеты и били теперь по врагу только из «Стилетов» и «Ирисов».

Не видел, как страховидные истребители пришельцев плюются зарядами антиматерии. И как заряды эти раз за разом расплескиваются о защитное поле «Дюрандалей», не причиняя машинам никакого вреда.

И когда нечто упало далеко на западе, выбросив вверх сферу бледно-голубого огня, что оставалось думать конструктору? Наверное, сбит очередной «Дюрандаль», что же еще…

Материализовавшись из сумрака, к Эстерсону подбежал высокий человек с автоматом.

Это был один из мичманов с «Юрия Долгорукого», конструктор не знал его имени, но видел в свите Оберучева.

— Где инопланетянин? — спросил мичман, рыская взглядом по сторонам.

«Сигурд» Эстерсона вышел из строя во время взрыва в бункере. Поэтому конструктор мог полагаться лишь на свои силы.

Редкое слово «инопланетянин» Эстерсон не признал. Да и ситуация, увы, не способствовала тому, чтобы предстать перед собеседником во всем блеске своего вполне сносного (хвала Полине!) знания языка международного общения.

— Извините. Не понял, — старательно выговорил он.

— А, это вы, господин Эстерсон! Что вы здесь делаете?

— Полезный вопрос. Не знаю. Что происходит?

— Мы сбиваем их! Крепко бьем! Понимаете? Взрываем врагов! Бац! Бабах!

— Понимаю… Я могу помочь?..

— Не знаю. Господи, что с вашим лицом?!

— Ранен. Немножко.

— Вам лучше сесть здесь и никуда не ходить! Я ищу инопланетянина! Он упал поблизости! Чужак!

Теперь Эстерсон наконец сообразил, что «инопланетянин» — это житель иной (то есть другой) планеты.

— Я ничего не видеть… не видал… видел.

— Ну как? Где он? — спросил Цирле, выныривая из темноты. — О! Ха-ха! Господин Эстерсон! Мимо вас не пробегал ночной кошмар о двенадцати щупальцах?

«Почему они такие веселые? Неужели все так хорошо? — подумал Эстерсон. — Но ведь кругом ад. Ад!»

Самому ему было так плохо, как никогда еще не бывало.

— Йозеф… по-шведски…

Эстерсон намеревался быть ровно в десять раз вежливее.

«Йозеф, дорогой, будьте так любезны, говорите, пожалуйста, по-шведски», — вот что хотел сказать конструктор. Но его речевой аппарат вконец разладился. А вместе с ним — и вестибулярный.

Эстерсона вновь вырвало.

— О, дружочек… — военный дипломат присмотрелся к нему, — да вы же совсем плохи! Ну-ка, ну-ка, садитесь… Садитесь, вам говорят! И никуда!.. О, вы хотите лечь? Прекрасно, прекрасно… Вот, отклоняйтесь, та-ак… А это вам под голову…

«Проваливайте… Идите своей дорогой… — думал Эстерсон, упорно не желая терять сознание. — Ну, валите отсюда, я сказал!»

Цирле обменялся с мичманом парой фраз на русском, после чего оба все-таки двинулись дальше, в погоню за инопланетным пилотом.

«Я отдохну. Ровно одну минуту. И пойду дальше. Я должен. Полина. Я буду считать до шестидесяти. Сосчитаю… Потом встану на ноги… И пойду».

Бой длился примерно полчаса. За это время «Дюрандалями» были сбиты двадцать девять истребителей «расы К». По одному на каждую минуту боя.

Лучший результат, показанный в ту войну отдельно взятым российским авиаполком.