Время — московское!

— Расскажите об этом детальнее, — попросил Иван Денисович, его глаза заинтересованно блеснули.

— Видите ли… Психика — дело темное… Психологи об этом расскажут лучше… — замялся Кроль. — В конце концов, имеются видеоматериалы, наш рейд полностью протоколирован.

— Ну хотя бы в двух словах! Мне интересна именно ваша оценка, — не отставал Иван Денисович, нажимая на слово «ваша». — В чем проявлялась нештатная психологическая обстановка?

— Гм… Повышенный уровень тревожности. В первую очередь у рядовых членов экипажа… Лунатизм… Навязчивые состояния… Один из моих офицеров признался, что слышал… как бишь… голоса! Сказать по совести, я сам едва умом не тронулся! Видел покойного племянника, царствие ему небесное, среди бела дня. Как живого. Эх, лучше я все-таки об этом не буду! — нервно отмахнулся Кроль и залпом опустошил чашечку с остывшим кофе «Эспрессо», как если бы это была стопка водки.

— То есть, насколько я понимаю, гипотезу о том, что аномальные воздействия планеты Глагол на психику могут быть причиной образования секты манихеев, можно считать подтвержденной? — прокомментировал сказанное капитаном Иван Денисович.

— Здесь я не специалист, — нахмурился Кроль. — Но я вам скажу одно: кто длительно проживает на этой планете, психически здоровым оставаться не сможет ни при каких условиях!

Сказано это было так категорично, что я почувствовал себя уязвленным. Да и за товарищей по лагерю стало немного обидно. Что же это получается, мы все — того?

— Но я лично провел на Глаголе месяц! — не вставая с места, воскликнул я. — И никаких экстремальных психоэффектов на себе не ощутил! Конечно, не скажу, что наш нравственно-просветительный, то есть, прошу прощения, концентрационный лагерь был похож на санатории Большой Ялты. Мы, конечно, и ссорились, и трения у нас были, но на диагноз наши размолвки не тянули! Нет, я не отрицаю результатов, полученных «Геродотом»! Я хочу лишь сказать, что, на мой взгляд, не следует считать Глагол этаким черным ящиком, на входе у которого — психически здоровые, полноценные люди, а на выходе — параноики, шизофреники и чокнутые контактеры.

— Выходит, вам не являлись умершие родственники? — поинтересовался Иван Денисович с лукавым прищуром.

— Нет.

— Вы совершенно в этом уверены?

И тут вдруг у меня небольшое озарение случилось. Я вдруг вспомнил… Иссу. В госпитале, на космодроме Гургсар. А ведь эффект реальности был стопроцентным. Тысячепроцентным!

Но только не с Глаголом то было связано, а с лекарствами, наркозом…

Впрочем, может, и не с наркозом вовсе? А вдруг это я задним числом решил про наркоз, чтобы как-то оправдать свою галлюцинацию? Чтобы было мне спокойнее?

Мое замешательство не укрылось от присутствующих. Таня глядела на меня широко распахнутыми глазами, Долинцев вытянул в мою сторону свою морщинистую, черепашью шею. Капитан Кроль тоже любознательно подался в мою сторону, опершись обеими руками на край стола, а Демьян Феофанович вопросительно вздернул бровь.

Все выжидающе молчали. Молчал и я.

Но Иван Денисович отступать не собирался. И наконец повторно призвал меня к ответу:

— Так являлись или нет, Александр Ричардович?

— Однажды. Только однажды.

— Ну вот, а вы говорите — Ялта! — проворчал Кроль. В разговор вновь вступил Колесников:

— К сожалению, результаты психотестирования, проведенного нашими специалистами, свидетельствуют о правоте товарища Кроля. И хотя уровень психической устойчивости у всех разный, а у некоторых, как у лейтенанта Пушкина, даже экстраординарно высокий, все же следует признать, что особый климат планеты Глагол для психики неблагоприятен… Вызывает опасения также предположение о том, что, возможно, некоторые психические девиации, причиной которых явилось пребывание на Глаголе, еще не проявлены. И находятся в латентном состоянии. По крайней мере так говорят медики…

— То есть что будет завтра с этими военнопленными — одному Богу известно, — пессимистично подытожил Долинцев. — Э-хе-хе…

— Ну хотя бы есть надежда, что превратятся они не в манихеев, а в наших родных старообрядцев да иконоборцев. А это уже легче, — саркастически усмехнулся Иван Денисович и прибавил, вероятно для Долинцева персонально: — Это, разумеется, шутка.