Вопреки ожиданиям, посылаемый излучателем сигнал не то чтобы совсем не оказывал воздействия на человеколиких монстров, но он скорее раздразнил их, нежели заставил сжаться в ужасе. Заметив атакующего сверху противника, ламассу расправили свои широченные крылья и взмыли в небо.
–
Лейтенант Карлсон был опытным пилотом и знал, что делает. Неудержимые и неуязвимые на земле, ламассу, в отличие от драконов, неважные летуны. Невзирая на широченные крылья, в воздухе они тяжелы и неповоротливы, как, впрочем, и положено летающему быку. Тем более такому огромному. Их летных возможностей достаточно, чтобы перелететь через городскую стену или же горную пропасть, но не для воздушного боя.
–
Ральф Карлсон и Андрей Сермягин проскочили друг мимо друга, едва не цепляясь плечами, и тут же взмыли жаворонками ввысь, на отметку 30 метров – потолок для ранцевого двигателя.
Ламассу были лишены такой возможности. С грохотом врезались они лоб в лоб и камнем рухнули наземь, поднимая облако пыли. Две огромные туши валялись перед воротами, заграждая Валтасару путь в Вавилон. Бока их вздымались и опускались, доказывая, что даже падение с 10-метровой высоты не способно сокрушить этих гигантов.
– Вяжите их! – надсадно кричал кто-то. – В цепи!
Но куда там! Чтобы удержать ламассу, нужна была сеть, подобная той, которой Мардук пленил чудовищ Тиамат, но в этой схватке Судья богов, как представлялось всем, видевшим, с чего началось это невероятное сражение, был на стороне ламассу.
– Где Даниил? – Валтасар повернулся к бледному, быть может, впервые в жизни перепуганному Кархану. – Я видел его здесь, совсем рядом! Где он?!
– Ускакал, – выдавил Руслан Караханов.
– Куда? Зачем? – Валтасар говорил быстро и, как казалось со стороны, уверенно, но его действия были лишь своеобразным проявлением страха, а не хладнокровного здравомыслия.
– Там была Сусанна, – все еще не придя окончательно в чувство после недавно пережитого ужаса, отвечал его телохранитель. – И-и… Гаумата.
– Умчался?! За какой-то девчонкой, когда он мне так нужен?!
Колесница, подскакивая на камнях, неслась по степи. Гаумата окриками погонял коней, заставляя их скакать что есть мочи. Его пленница сидела на полу, прижавшись к борту хрупкого экипажа, моля Бога, чтобы кони не мчали так быстро. Оторвавшись, погони, Гаумата попытался было выбросить из колесницы ставшую обузой виновницу его бед, но та впилась в него, словно голодный клещ. Чтобы избавиться от нее, нужно было остановиться, а остановиться – значит потерять время. Гаумата понимал, что стоит одному-двум скифам Кархана увязаться по его следу, и ничто уже не спасет его драгоценную жизнь. Для этих дикарей нет разницы, в кого посылать стрелы и кого рвать на части.
Гаумата метнул на Сусанну ненавидящий взгляд. Подумать только, его замысел чуть было не сорвался из-за этой бешеной кошки! Там, в воротах, она напала столь быстро, что на мгновение проклятой эборейке удалось сбить его с ног. Пытаясь удержать равновесие, он выронил камень. В этот самый момент кони понесли, и он едва успел схватить «Дыхание Мардука», иначе бы сампир так и остался лежать на мостовой у ворот Иштар.
Гаумата оглянулся, высматривая, не увязалась ли погоня. Он делал это уже не раз, но прежде горизонт был чист. Теперь же за спиной маячил одинокий всадник. Расстояние между ним и колесницей медленно, но неизменно сокращалось. Сделанная для торжественных выездов, колесница Верховного жреца была чересчур тяжела для состязаний в скорости.
Гаумата пожалел, что с ним нет его посоха – молниеносного жезла. В тот день, когда он вышел из чертога с оплывшим золотым истуканом, как в тот же миг символ его власти сам собою вдруг рассыпался в прах.
Гаумата дернул поводья и вновь прикрикнул на лошадей, понукая их бежать еще быстрее. Но тщетно. Всадник за спиной был все ближе. Он уже слышал доносимый ветром крик:
– Стой! Если хочешь жить, остановись немедленно!
Гаумата оглянулся, недобро оскаливаясь. Всадник не отставал, и надежды, что его конь споткнется или зашибет ногу, пока не сбывались. Да тут еще эта злобная дрянь! Стоит ей сообразить, как близко избавление, она бросится вновь, и тогда уж Гаумате действительно несдобровать.
«Да, но он же один, этот проклятый эборей! Больше никого! – разглядев всадника, оскалился бывший Верховный жрец. – А раз так, отчего же не выполнить последнее желание идущего на смерть?!»
Он натянул поводья, останавливая коней.