— Но она подозрительно неподвижна. Может, она просто спит, а, доктор?
— Нет, — Балкани снял с головы наушники, отсоединил один и протянул его майору Рингдалю.
— Похоже, она разговаривает во сне, — немного послушав, заметил Рингдаль. — Хотя разобрать ничего невозможно.
— Она не спит, — повторил Балкани и указал на вращающийся цилиндр самописца. Крошечные перья вычерчивали на бумаге неровные волнистые линии. — Данные свидетельствуют, что сейчас ее мозг пребывает в состоянии крайней активности, практически — на уровне сатори.
— Какого еще сатори?
— Это состояние, в котором исчезает барьер между сознанием и подсознанием, и мозг начинает функционировать как единое целое, а не как совокупность вторичных функциональных систем.
— Она страдает? — спросил Рингдаль.
— А почему вы спрашиваете? — Вопрос явно удивил ученого.
— Я считаю, что Перси Х все время сканирует ее мысли. И, если он поймет, что она страдает, это, возможно, заставит его по–другому оценить нашу точку зрения.
— Мне казалось, что вы хотите исцеления, — фыркнул Балкани. — Вообще–то я врач, а не палач.
— Отвечайте на вопрос! — рявкнул Рингдаль. — Так страдает она или нет?
— Возможно, она и испытала несколько неприятных моментов. В каком–то смысле, ей пришлось пережить утрату связи с окружающим миром… А потом и с собственным телом. Это нечто, весьма напоминающее смерть. Однако теперь, осмелюсь предположить, она по–настоящему счастлива. Причем, возможно, впервые в жизни.
Пространства не существовало.
Не существовало и времени.
Потому что не существовало и самой Джоан Хайаси. Не осталось даже самой крошечной точки, где пересекались бы пространство и время. И, тем не менее, мозг ее неустанно работал. Не пропадала и память. Совершенные компьютеры работали над проблемами, которые стояли перед ними и раньше, хотя многие из этих проблем были сформулированы так, что, скорее всего, не имели решения. Эмоции приходили и уходили, хотя первоначальные переходы от тревоги до едва ли не экстаза практически исчезли. То и дело возникали призрачные полуличности, которые тут же пропадали. Сыгранные ей в жизни роли висели в прозрачной пустоте сознания, подобно костюмам в опустевшем театре. На сцену мира опустилась ночь, и теперь горели лишь несколько фонарей, едва освещая декорации из реек и холста, еще недавно сходившие за действительность.
Балкани был прав или, по крайней мере, отчасти прав. Оказывается, счастье все же существует, причем — величайшее счастье, которое только может испытать человек.
Вот только, к сожалению, не оставалось никого, кто мог бы это счастье испытать.
8
Роботы аккуратно достали Джоан из бассейна и с бесконечной осторожностью уложили на стоящий неподалеку стол. Балкани снял с нее шлем и сказал:
— Здравствуйте, мисс Хайаси.
— Здравствуйте, доктор. — Голос ее как будто раздавался откуда–то издалека, и он вспомнил: после такой процедуры человек еще довольно долгое время не мог отличить воображаемое от реальности.
— Похоже, она все еще в трансе, — мимоходом заметил Рингдаль. — Надо проверить, будет ли она реагировать на прямой приказ.
— Если хотите, то прошу! — раздраженно отозвался Балкани. Его вывело из себя то, что его начальник–военный вмешался на самом критическом этапе эксперимента.
— Мисс Хайаси, — сказал Рингдаль голосом, который, по его мнению, больше всего напоминал голос опытного гипнотизера. — Вам хочется спать, спать, спать. Вы впадаете в глубокий транс.
— Вот как? — голос девушки был лишен каких–либо эмоций.
Рингдаль продолжал:
— Я ваш друг. Вы понимаете это?
— Любое живое существо мне друг, — ответила Джоан все тем же отстраненным голосом.
— Что она имеет в виду? — спросил у Балкани Рингдаль.
— Люди, выходя из состояния сенсорной изоляции, очень часто несут всякую околесицу, — ответил Балкани. — И она все равно не будет выполнять никаких приказов. Так что можете не тратить попусту свое драгоценное время.
— Но ведь она под гипнозом, не так ли? — беспомощно спросил майор. Он явно ничего не понимал.
Ответить Балкани не успел, потому что заговорила Джоан:
— Нет, это вы под гипнозом.
— Приведите–ка ее в чувство, — проворчал Рингдаль. — А то у меня от нее мурашки по коже.
— Никуда я ее привести не могу, — с легкой иронией парировал Балкани, довольный неудачей начальника. — Она в полном сознании, так же как и мы с вами.
— Так вы собираетесь оставить ее в таком состоянии?
— Не волнуйтесь. — Балкани покровительственно похлопал своего начальника–военного по плечу. — Она и сама через некоторое время вернется в нормальное состояние. Разумеется, если захочет.
— Если захочет? — Рингдалю явно не понравилось, как это прозвучало.
— Ну, просто она может решить, что предпочтительнее оставаться в нынешнем состоянии. — Балкани повернулся и негромко обратился к Джоан: — Кто вы, дорогая?
— Я — это вы, — тут же отозвалась она.
Рингдаль выругался.
— Знаете, Балкани, либо убейте ее, либо вылечите. Но ни в коем случае не оставляйте в таком состоянии.