Я заскрежетал зубами — как же хотелось навсегда лишиться способности раскрывать рот! Но затем встал, пинком отправил железку в дальний угол и вышел из жилища Нигсар в коридор. Там постоял в полнейшей растерянности и послушал слабый мысленный шепот, означавший, что король Бреггир повторяет приказ о моем аресте.
Э, нет — колдовством, как я убедился, меня не взять. Зато я теперь неприкасаемый. Ни один гном не рискнет ко мне приблизиться. Даже Нигсар. Да я и не посмею просить ее об этом. Ради ее безопасности я должен расстаться с мыслью еще хоть раз увидеть любимую.
С тяжелым сердцем плелся я по тоннелю. Наверное, те же чувства, что и я тогда, испытывала горгона. Во всем Срединном королевстве не найдется существа, которое не придет в ужас, стоит мне открыть рот. Отныне я лишен привычного общества гномов, не смогу вместе с ними ковырять киркой и лопатой добрую бурую землю, не буду участвовать в праздничных потасовках и отдыхать ночами в тишине родной пещерки. Я гном, потерявший свой дом.
Мой разум отчаянно искал путь к спасению.
Я решил прибегнуть к помощи логики. Итак, первое: я лишен возможности рассказать другим гномам о случившемся — при первом же моем слове собеседник обратится в бегство. Спросите, почему я не воспользовался телепатией? Потому что король Бреггир для передачи своих мыслей применяет какую-то машину и даже он сам подчас не в силах их прочесть.
А ну-ка, ну-ка… Идея!
Помните, в моей пещерке есть колодец? Он узок и темен, но уж точно не мелок — достает до Подземного моря. А это владения Нептуна, хоть он и отошел на время от дел.
Холодного железа его подданные не боятся. Я, бывало, по ночам ронял в колодец камешки, чтобы утихомирить водяных жительниц. Все нереиды мечтают попасть в свиту Лорелеи, вот и тренируются в пении — просто спасу нет. Что ж, остается надеяться, что мою грубость простят.
Все же я решил подстраховаться и выпустил немножко ихора из вены на руке. Капнул раз-другой в колодец и позвал. До пещерки я добирался малохожими тоннелями, а по прибытии запер дверь на засов и потому не опасался, что мне помешают.
Теперь оставалось только ждать.
3
На то, что морские обитатели помогут, не было ни малейшей надежды. Но страсть как хотелось рассказать кому-нибудь о случившемся. Я ведь прежде ни разу не задумывался, сколь важно для меня общение с другими гномами.
Взволновалась черная вода, и вынырнула зеленая голова; жабры возбужденно затрепетали.
— Ух ты — гном! — воскликнула, завидев меня, нереида и впилась взглядом в кубок, который я держал в руке. — Угости даму выпивкой, гном.
Я отступил от колодца:
— Не будем спешить. Хочу сначала получить кое-что от тебя.
— Еще не родился гном, который не хотел бы что-нибудь выклянчить у нереиды, — последовал ответ. — Эх вы, мелкие, грязные, вечно неудовлетворенные уродцы. Ну, чего тебе? Предсказать, когда дух испустишь?
Конечно, это была шутка — мы, гномы, не умираем.
— Хочу кое-что узнать о людях.
— Ничего себе! — У нереиды расширились рыбьи глаза. — Гномик, да на тебе проклятие лежит! Король Бреггир постарался? Молчи, я уже догадалась, что нет: не такой он дурак, чтобы связываться с холодным железом. Может, Вулкан?
— Не твое дело, — отрезал я. — Тебе когда-нибудь случалось видеть человека? Это все, что я хочу узнать.
— Ой! — Забулькали пузыри — нереида на миг скрылась под водой. — Смотри, куда клонишься! Ты мне холодное железо на голову уронил.
— Прости, — сказал я, клонясь в другую сторону. — Так что насчет людей?
— Их не бывает. И не слишком ли ты стар, чтобы верить в эти сказки? Еще заявишь сейчас, что веришь в науку.
— Ладно, забудь, — буркнул я, отворачиваясь.
В груди у меня вырос холодный ком безнадежности. А нереида возмущенно заплескалась:
— Но как же ихор?! Неужто не дашь?
— Да с чего бы? — покачал я головой. — Ты мне нисколько не помогла.
— Минуточку! Подожди, гном. Может, тебе что-нибудь расскажет другая нереида. Если отдашь мне ихор, я ее разыщу и приведу.
— Половину отдам, — пошел я на компромисс, и пришлось вырывать кубок из рук нереиды — она попыталась выхлебать все до донышка.
Но вот что я вам скажу: нереиды слово держат. И десяти минут не прошло, а она уже вернулась вместе с товаркой, преизрядно потрепанной жизнью: одноглазой и покрытой шрамами с головы до хвоста. Товарка лишь невнятно бубнила, пока я не показал ей ихор. Тут она взбодрилась:
— Дай! Дай!
— Это Сахайя, — представила ее первая нереида. — Она не в себе: несколько веков назад попыталась проплыть между Сциллой и Харибдой и начисто лишилась ума. Зато иногда рассказывает о людях.
— Люди, — забормотала Сахайя, почесывая жабры. — Люди существуют, я знаю. А еще знаю, откуда берутся утопленники. Вылезают из своих плавучих раковин и тонут. Все они, прежде чем стать утопленниками, были людьми.
— Убедился? — хихикнула первая нереида. — Ума у нее как у морского ежика.
Я шикнул, и она, хлопнув по воде хвостом, с достоинством погрузилась.
А Сахайя все таращилась на кубок с ихором.
— Это ведь мне? — спросила она с мольбой.