Говорят, там обитает чудище. Или бог. Земляне пока слабовато знают квайский. Может, у них одно слово и для бога, и для чудища. Звучит любопытно, но не настолько, чтобы заинтересовать ребят из приграничных городов, разбросанных вдоль всей Земной трассы. Земляне только-только зацепились на Венере, и трасса пока что узкая, словно радужный Биврёст между Асгардом и другими мирами. И небезопасная. Посягать на венерианские территории, ущемлять кваев в правах — рискованное дело. Раз к ним сунешься, второй уже не захочется.
Однажды трое парней улизнули из Туманного Утра, ненадолго опередив преследователей. Все, без чего не обойтись в пути, взяли грубой и смертоносной силой. Самосуд — он и на Венере самосуд; преследователи-вигиланты загнали парней в джунгли. Достаточно далеко, чтобы те не вернулись. Поймали бы — повесили. Но гнали их до самой развилки, где две дороги — одна на юго-запад, к Фимиаму, а вторая на север, к Адаму и Еве, — и едва заметная тропинка, что вьется прямиком на запад. Тут трое парней остановились, переглянулись и не удержались от смеха. Тропинка уводила в запретные земли кваев и дальше, к самой Горе. Преследователи пожали плечами, развернулись и ушли обратно в Туманное Утро.
Потому что в джунглях д’ваньяны. У слова «д’ваньян» множество значений, но первое и главное — «несущий смерть». Кваи молодцы, стерегут свои земли как надо. По сравнению с д’ваньяном виселица — вполне себе вариант.
В пещере было довольно сухо и безопасно, хотя безопасность на территории кваев — понятие относительное. Беглецы выкопали ямку в песке, развели аккуратный костер, и светло-лиловые языки пламени принялись лизать стену с заунывным подвыванием, типичным для любого огня на Венере.
Парень по имени Рохан лег спиной к стене, сонно прикрыл глаза и тихонько затянул:
— Спустись, светлый фаэтон, спустись, забери меня домой…[14]
На выступе над входом в пещеру непрестанно сгущались тяжелые капли конденсата и падали, аккомпанируя песне человека и подвыванию огня. Второй парень — по кличке Мармелад — опустился на корточки перед бахромой капели, положил на колени бластер, стал вглядываться в туманные джунгли. Третий — его звали Форсайт — выскреб съестное из банки, отшвырнул ее в сторону и окликнул:
— Рыжий!
— Слушаю тебя, приятель, — отозвался Рохан, не открывая глаз.
— Рыжий, с меня хватит. Пойду обратно! Понял? Тут нечего ловить. Брильщик за нами не прилетит. Что, предлагаешь и дальше сидеть в этой норе? Полицию ждать? Нас преследует д’ваньян, еще со вчерашнего утра, и мне это совсем не нравится. Пойду назад. Рискну…
Рохан усмехнулся и пропел:
— Коль прежде меня доберешься доту-уда, скажи всем друзьям, что и я скоро бу-уду…
— Это безумие, — сказал Форсайт. — Здесь становится опасно. Ладно, ты не боишься д’ваньяна, но я-то боюсь! Короче, ухожу.
Но не двинулся с места. Под негромкие жалобы огня Рохан задумался о венерианских д’ваньянах.
Они занимают в обществе кваев особое место, не имеющее земного эквивалента. Д’ваньян — это полицейский, прокурор, судья и палач в одном лице, хотя его власть не ограничивается юридической сферой; еще он — по неизвестной землянам причине — уничтожает деревья и целые леса, иногда сжигает села, разрушает плотины, отводит реки в новое русло, а временами обеспложивает пахотные земли. Его решение — закон. Взаимодействовать с наукой ему запрещено. Он пользуется оружием, которое выдают ему облаченные в синее лл’гхираи, но не понимает принципов его работы. Лл’гхираи — это ученые, жрецы науки, обладающие запретным знанием Реалий, а что такое Реалии в понимании кваев, землянам пока неизвестно.
Хотя кое-какие реалии жизни на Венере земляне уяснили довольно быстро. И не всегда безболезненно. Во-первых, д’ваньяны наделены абсолютной властью, ради которой отказались от многого — если так подумать, даже от собственного «я». Они властвуют по праву помазанников божьих. Их жизнь священна, а приговор обжалованию не подлежит.
— Ухожу, — повторил Форсайт. — Я им не доверяю.
— Кваи — занятный народец. — Рохан приоткрыл глаза и вгляделся туда же, куда смотрел часовой у входа: в плывущие над тропинкой клочья тумана. — Неисповедимы пути их и чудеса, творимые ими. Удивительное племя. Ладно, Форсайт, прощай. А мы с Мармеладом полезем на Гору.
Форсайт тяжело привстал и обернулся. На смуглом лице вспыхнул гнев, приправленный скептицизмом. Даже сидевший у входа в пещеру Мармелад глянул через плечо и уронил изрытую оспинами челюсть.
— Чего? — осведомился Форсайт.
— Ты не глухой.
— Меня в это не втягивай, — разволновался Форсайт. — Ты с ума сошел. А раньше по-другому пел. Обещал, что Брильщик Джонс подберет нас на вырубке и мы улетим с добычей. Говорил, что мы свернули на эту тропинку только для того, чтобы отделаться от погони. Ты что затеял, Рыжий?
Рохан лениво перевернулся на другой бок, чтобы видеть спутников:
— Ты правда думал, что Брильщику будет до нас дело, если мы не сумеем взять банк? Мы оказались в весьма щекотливой ситуации, дружище мой Форсайт.