— Адам… Адам!
— Лилит! Где же ты?
Неимоверным усилием Лилит собрала свою суть воедино, сгустив ее настолько, что, несмотря на бестелесность, беззвучность и неосязаемость, усердия хватило на то, чтобы Адам смог ее услышать и увидеть, смутно, будто издалека, — колеблющийся контур на древесном фоне, тот самый облик, что он когда-то придал ей. Лилит с трудом удерживала эту целостность, мерцая перед его глазами.
— Лилит! — выкрикнул он, потянувшись к ней, и в два огромных прыжка оказался рядом.
Она скользнула в его объятия, но мускулистые, облеченные в сияние руки сомкнулись, прошли сквозь нее и сжали пустоту. Она горестно выкликала его имя и, трепеща, прижималась к Адаму всей своей бестелесностью. Но Лилит более не ощущала его, так же как и он не мог теперь ее осязать, и прежняя боль, посетившая Лилит в эфире, снова нахлынула на нее. Даже сейчас, в его объятиях, ей не дозволялось прикасаться к человеку. Отныне она для него — не более чем привидение, тогда как Ева — Ева, похитившая ее тело…
— Адам! — опять позвала Лилит. — Ты сначала был моим! Слышишь? Адам, если бы ты захотел, то вернул бы меня! У тебя ведь однажды получилось — выйдет и снова. Попробуй же!
Он вглядывался в ее туманные черты, сквозь которые просвечивала трава на склоне холма.
— Что случилось, Лилит? Тебя едва видно!
— Когда-то ты так сильно желал меня, что вызвал из небытия и облек плотью, — в отчаянии выкрикнула она. — Адам, Адам, пожелай меня снова!
Он не сводил с нее глаз.
— Хорошо, — ответил Адам, и голос предательски дрогнул. Затем он позвал громче: — Вернись, Лилит! Что с тобой? Вернись же!
Лилит закрыла глаза, чувствуя, как реальность восхитительным потоком пронизывает все ее бесплотные члены. Она уже нащупывала траву под босыми ногами, жадными пальцами касалась Адамовой груди. Он обнимал ее, и в его руках она проявлялась из пустоты, заново вливалась в плоть — благодаря Божественному подобию самого Бога. Как вдруг…
— Адам… Адам! — тихо прозвенел среди листвы нежный, чистый голосок Евы. — Адам, где ты? Мне хочется пойти и взглянуть на то Древо. Где же ты, милый?
— Скорее! — торопила Лилит, нетерпеливо колотя полуматериальными кулачками Адаму по груди.
Объятия ослабли. Адам оглянулся, и его прекрасное лицо омрачилось. Он вспомнил.
— «Оставь всех прочих», — пробормотал Адам каким-то чужим голосом.
Льнущая к нему Лилит слегка вздрогнула: она узнала отзвук того Гласа, что обращался к Адаму в тишине. «Оставь всех прочих, — сказал тогда Господь, — и прилепись к жене своей».
Адам разжал объятия, его руки повисли.
— Я… Я скоро… Ты подожди… — попятившись, неуверенно обратился он к прелестному туманному облику, едва различимому в древесной тени. — Я вернусь…
— Адам! — еще нежнее позвала Ева где-то поблизости.
— Иду, — откликнулся он.
Он окинул Лилит долгим прощальным взглядом, затем повернулся и легко побежал прочь, в лес. Деревья перед ним расступались, и полубожественный отсвет от него ложился на листву.
Лилит смотрела вслед воплощению сияющей красоты до тех пор, пока Адам не исчез из виду. Тогда она закрыла лицо едва видимыми ладонями; колени подогнулись, и она скорчилась на траве. Ветер, дующий ниоткуда, трепал эфемерные волосы, не задевая листвы. Лилит стала наполовину плотской и могла плакать. Рыдания явились для нее откровением и немного облегчили душу.
Потом Лилит услышала — кажется, прошло немало времени — тихое шипение. Окутанная тенью собственных волос, она некоторое время прислушивалась, икая и почти перестав всхлипывать. Наконец подняла глаза, ахнула и легко вскочила на ноги: полуреальное существование не требовало усилий.
Сбоку на нее косил глазом ухмыляющийся змей. Он прекрасно смотрелся в зеленом сумраке подлеска, и Лилит, хотя недавно любовалась Адамом, поймала себя на легкой дрожи восхищения. В те дни змей был таким же прямоходящим, как и человек, и даже в его облике было немало человеческого, но его привлекательность отличалась от красоты Адама, как день от ночи. Он был гибок, покрыт нарядной чешуей и по всем меркам относился к красивейшим особям мужского пола. Вокруг него распространялось смутное сияние, исходившее от неясно видимого ангела, крылатого и грозного. Ангел изливал на змея свет, тому не свойственный. Среди этого-то небесного свечения и раздался невозмутимый голос змея:
— Повелительница воздуха и тьмы! Не ожидал тебя здесь встретить. Как ты попала в это тело?
Лилит собралась с духом, прогнала икоту, встала, смущенно взмахнув пышными волосами, и ответила с мрачной невозмутимостью:
— Так же, как ты — в свое, надо полагать. Впрочем, притворись получше, если захочешь кого-нибудь обмануть. Что привело тебя в Эдем, Люцифер?
Змей оглядел себя и пустил по переливающейся чешуе пару плавных волн, после чего очертания ангела, парящего в воздухе, постепенно поблекли, а привлекательность змеева тела усилилась, словно его плоть приобрела дополнительную красоту. Змей взглянул на Лилит: