«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

В самом скором времени Поросенок начал подвывать: лежит на спине весь красный, сучит руками-ногами и таращит глаза, а голосина точь-в-точь как у родителя, когда тот устраивал мне выволочку в Сиднее, где я однажды принял на стаканчик больше нужного и слегка повздорил с какими-то матросами.

Я решил, что он истосковался по своей ноге. Поэтому сунул ее на прежнее место, но оказалось, что малец утратил к ней всякий интерес. Из красного он сделался фиолетовым и заорал пуще прежнего. На меня стали смотреть люди, я перепугался и хотел уже дать деру, но не бросать же парнишку на произвол судьбы.

Поэтому я заглянул в аптеку и спросил аптекаря, как быть, а тот ответил, что не знает. Сказал, что все младенцы время от времени орут и от этого им сплошная польза.

Но в нашем случае все было иначе. Я заметил, что на ногах у Поросенка недостает пинетки, и мне стало худо.

— О господи, — охнул я, — этот чертов страус все-таки ее сожрал!

Я поднял его за ноги и аккуратно встряхнул, но без толку, разве что он совсем разорался. Вокруг собралась толпа, но в ней не оказалось никого из Женской службы Сухопутных войск, Чрезвычайной добровольческой службы или, на худой конец, Женского резервного отряда береговой охраны. Я в замешательстве гадал, что будет, когда миссис Доусон вернется и обнаружит, что карапуз преставился, заглотив собственную пинетку. А что будет? Военно-полевой суд, не иначе. Но меня волновал вовсе не суд: меня волновала судьба этого горемыки.

Тут я вспомнил про дока Маккинли. До его кабинета был один квартал, поэтому я вцепился в коляску; она оказалась хорошая, покатила по Парк-авеню не хуже быстроходного джипа — так, что в воздухе висели капли пота с моего лба, а Поросенок вопил, визжал, ревел и верещал на все лады. Короче говоря, никак себя не сдерживал.

— Что там у тебя, браток, переносная рация? — усмехнулся мне какой-то матрос, и я хотел было его стукнуть, но драться было некогда, так что я выхватил Поросенка из его экипажа, взмыл по ступенькам и забарабанил в дверь с табличкой «Док Маккинли». Мне открыла медсестра, и у нее был озадаченный вид.

— Доктора мне, живо! — потребовал я. — Карапет сожрал пинетку!

— Но… Но…

Тут открылась дверь напротив, и я узрел хорошо знакомую сморщенную физиономию с седыми патлами, торчащими наподобие петушиного гребня. Док кого-то выпроваживал, причем весьма настойчиво.

— Нет! — шумел он — Меня это не интересует! Ваши документы не внушают мне доверия, и я сию же секунду звоню в ФБР! Проваливайте!

Здоровяк с сонными глазами и щетинистыми усиками хотел было возразить, но тут же захлопнул свою крысоловку. Судя по виду, он был вне себя от ярости, однако спорить не стал: просто развернулся и двинул прочь, а проходя мимо, бросил в моем направлении свирепый взгляд.

— Док! — сказал я.

— Чего? Кто… Матерь божья, кого я вижу! Джерри Кэссиди! С каких это пор тебя произвели в сержанты?

— У меня вопрос жизни и смерти. — Я сунул ему младенца. — Малец того и гляди задохнется! Он что-то сожрал. Подозреваю, что пинетку.

— Какую еще пинетку?

Я объяснил. Док кивнул медсестре, впустил меня в кабинет — довольно большой и со всевозможным оборудованием — и занялся карапузом, а я следил за его манипуляциями и леденел от страха. Прошло какое-то время, и док пожал плечами:

— По-моему, все с ним нормально.

— Тогда чего он так надрывается? Говорю же, обувкой подавился!

Тут вошла медсестра.

— Гляньте-ка, что нашлось в коляске. — Она помахала недостающей пинеткой. — Док, вам помочь?

— Нет, спасибо. — Док натянул пинетку Поросенку на ногу, но проблемы это не решило. Медсестра удалилась, а малец продолжал орать.

— Ладно, ничего, — рассеянно бормотал док. — Скоро выдохнется. Так где ты его взял? На тебя он вроде не похож.

— Ясное дело, не похож! Он моего капитана жены… то есть капитанский сын… тьфу, док, ну сделайте хоть что-нибудь!

— Например?

— Почему он так орет?

— Это, — глубокомысленно изрек док Маккинли, — величайшая загадка всех времен. Никто не знает, почему младенцы так орут. Разве что у них колики, или им под ногти загоняют иголки, или им пора менять подгузник.

— Ну а у него что? — выдохнул я. — Первое, второе или третье?

— Ну… я бы предположил, что это колики, — ответил док, — поскольку подгузник пока сухой, а иголок под ногтями я не вижу.

— Что же этот сосунок говорить-то не умеет?! — простонал я. — Ужас-то какой!

— Ох ты ж, совсем забыл! — Док распрямился. — Короче, Джерри, пару секунд, и все будет в норме. Наконец-то испытаем мое изобретение в условиях, приближенных к боевым. Вот, — он открыл сейф, — смотри. Транспортер мыслительной матрицы.

Он вытащил из сейфа пару мягких шлемов и вручил один мне. Шлем оказался кожаный, с вшитыми проводками, а над ухом — крошечный переключатель.

— Вы что, предлагаете рот ему заткнуть? — спросил я. — Док, это не дело. К тому же нам хватило бы и носового платка.

— Цыц! — велел док. — Я гуманист и филантроп! Потому-то и придумал эти транспортерные шлемы. Для мыслеобмена.