Старик открыл дверь. Я повесил трубку и выдал правый хук ему в челюсть, но этот субчик решил, что я играюсь.
— Нет, вы гляньте, какой умненький! Прикидывается, что умеет звонить по телефону! Думаю, мисс, нам с вами надо выпить за его здоровье.
— Ну что ж, я не против. — Она взяла меня на руки, и я не возражал, хотя понятия не имел, как быть дальше. Поэтому сидел у нее на коленках, пока старик поил ее всякими напитками, и каждый раз, когда старикан спрашивал милашку, не договориться ли им о свидании, я поднимал крик, и вскоре он стал испытывать ко мне некоторую неприязнь. Интересно, с чего бы?
3. Шаловливые ручонки
Когда явилась Билли — нахальная модница с блестящими кудряшками до плеч, да и все остальное тоже при ней, — я уже боялся, что старик затискает меня до смерти. Поэтому, едва она вошла в бар, я стал орать как резаный, пинаться и размахивать руками.
Билли сделала удивленное лицо, но вопросов задавать не стала. Старик смотрел, как она подплывает к нашему столику, а потом спросил:
— Не ваше ли это дитя, мадам?
— Ма-а-а-ма-а-а! — взвыл я, заметив, что Билли растерялась. Ясное дело, она не могла сообразить, в чем подвох. От вытья в горле у меня совсем пересохло, но Билли наконец кивнула и взяла меня на руки, после чего стала озираться в поисках сержанта Кэссиди (то есть меня), но сержант Кэссиди (то есть я) на тот момент был в штатском — если, конечно, трикотажные ползунки считаются за штатское.
Я не рискнул подать голос, но надеялся, что Билли помнит наш телефонный разговор. Оказалось, она не забыла: вынесла меня на улицу и поймала такси.
— Куда вам, мисс?
— В Гарден! — пропищал я.
Водитель не заметил, от кого исходили эти слова, но Билли заметила. Она вылупилась на меня, до предела распахнув глаза.
— Спокойно, милая, — сказал я, — держи себя в руках. Случилось кое-что страшное.
— О-хо-хо, — прошептала она, — страшное. Это точно. Я сошла с ума. У-у-у!
Билли изменилась в лице и зажмурилась. На мгновение мне показалось, что она в обмороке, да и сам я едва не лишился чувств, потому что знать не знал, каким образом младенцы оказывают первую помощь, да еще и в такси.
— Билли! — квакнул я. — Гу-га-гу! Очнись! Это я, Джерри! Не вздумай отключиться!
— Н-но… — Она истерически захихикала, и я понял, что с ней все нормально. — О господи! Ты, несомненно, карлик. Но притворяешься, что ты Джерри.
Я до упора запрокинул голову, чтобы видеть ее лицо. Мои глаза, как и прежде, фокусировались с огромным трудом; я был зол; я оставил любые надежды; и еще меня подташнивало. Да что я рассказываю, вы сами тоже были младенцами и помните, каково это. Вот только мне было в два раза хуже.
— Билли, послушай и постарайся понять, — заговорил я. — Расскажу как есть, и это полное безумие, но ты обязана мне поверить.
Билли вздохнула и побледнела до самых ушей, но сказала:
— Давай. Я попробую.
И я выложил все как на духу, а пока говорил, пытался сообразить, как выпутаться из ситуации. Если Билли не согласится, то помощи ждать неоткуда, разве что от дока Маккинли, а он сейчас небоеспособен. С копами я уже созванивался, а потому мог себе представить, как случившееся выглядит в глазах дежурного сержанта. Если пару дней назад какой-то придурковатый младенец взялся бы играть со мной в подобные игры, я бы посмеялся и прогнал его взашей. Но теперь я сам очутился в младенческой шкуре, то есть в незавидном положении, и это еще мягко сказано.
А если говорить как есть, положение было швах. Я всегда мог постоять за себя — да и, чего греха таить, склонен был задираться, ведь раньше я, раздевшись до трусов, весил две сотни фунтов, причем в этих фунтах не было ни капли жира. Кроме того, я знал кое-какие приемчики: умел бороться по-японски и размахивать ногами в манере апашей. Чрезвычайно полезные навыки — но не теперь, когда я даже из легкого пистолета не смог бы стрельнуть.
Другими словами, младенцы ни на что не годятся.
Но потом я стал думать про капитана и миссис Доусон и пришел к выводу, что они очень дорожат своим Поросенком. Миссис Доусон, наверное, уже вернулась из магазина и обнаружила, что я пропал. О-хо-хо!
К тому же по некой причине я ужасно устал: мышцы как будто превратились в водянистый яичный желток, а спать мне хотелось как никогда в жизни.
Я с грехом пополам дорассказал Билли обо всем, что случилось, а потом закемарил прямо у нее на руках. Когда проснулся, мы уже были в телефонной будке. Билли трясла меня и приговаривала:
— Просыпайся, Джерри! Ну проснись же!
— Ба-ба-ба, — пробубнил я, — ва-ва… Ох. Что…
— Ты задремал, — объяснила Билли. — Младенцам надо много спать.
— Хватит уже про младенцев! Я… Стоп! Как ты меня назвала? Джерри? То есть ты мне поверила, да?
— Поверила, — хмуро кивнула Билли. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Только жажда одолела. Выпить хочется.
— Чего?
— Пива, — сказал я.
— Никакого пива. Только молоко.
— Молоко? — Я сдавленно охнул. — Билли, бога ради! Я все тот же Джерри Кэссиди, хоть и в карапузьем теле.
— Молоко, — твердо повторила она. — Куплю тебе бутылочку с соской.