Время не устает

Сами поэты остро ощущали этот возросший героико-романтический пафос советской поэзии. «В самом деле, что случилось с такими словами, как слова „победа“, „битва“, „счастье“, „могущество“, „Родина“, „смерть“, „жизнь“, „месть“? Раньше это были слова условного, „высокого“ стиля. Сейчас они вошли в наш быт», – писал Н. Тихонов.

Нередко обращается поэт и к романтической символике. Наиболее типично в этом отношении стихотворение «Чайка». Эти птицы являются, по мысли автора, символом бесстрашия, активного отношения к бытию:

Как полумесяц молодой,
Сверкнула чайка предо мной.
В груди заныло у меня…
Зачем же в самый вихрь огня?

Что гонит? Что несет ее?

Не спрячет серебро свое…
Зачем?
Но разве я не так
Без страха рвусь в огонь атак?

И крикнул чайке я:

– Держись!
Коль любишь жизнь —
Борись за жизнь!

Характерно, что это стихотворение чрезвычайно ценил Николай Тихонов. В выразительности образа чайки явно ощущаются традиции русской революционной романтики – «Песни о Буревестнике» и «Песни о Соколе» Горького. Романтизм Суворова был не книжным, придуманным, уводящим от жизни, а был рожден в самом кипении жизни, ознаменовал творчество поэта, писавшего на линии огня, видевшего в жизни немало злого, недоброго, несправедливого и все-таки с романтической страстью мечтавшего о том,

Чтоб то, что было вечной болью
Твоей души, всех дней твоих,
Легло и умерло с тобою
В один неотвратимый миг.
Но только б жило, только б жило, —
Чему в веках не потускнеть,
Вот та единственная сила,
Сбивающая с толку смерть.

И такой «силой, сбивающей с толку смерть», поэт считал прежде всего отвагу, героизм своих товарищей по оружию. Тема героя и подвига – ведущая во всем творчестве Георгия Суворова, многих его товарищей по перу.

Поэт сам подчеркивает, что такая отвага на фронте имела огромное агитационное значение, вдохновляющее значение – личный пример был сильнее любых самых горячих слов:

Нет! Никакой порыв и никакое слово
Нас так не повело б в летучий дым огня.
Мы видели тебя и шли вперед сурово…
И немец отступал. И плавилась броня.

Яркое воплощение получил в стихах Г. Суворова образ воина-коммуниста. Одно из стихотворений – «Так бьется коммунист» – посвящено «офицеру Чахлову», ведшему неравный бой до последнего патрона в автомате, до последней гранаты:

А в час, когда живым крылом рассвета
Багряный ветер сдвинул стену тьмы, —
Лишь только по партийному билету
Средь вражьих тел его узнали мы.

Однако нельзя сказать, что за романтическим образом воина-богатыря поэт не видел реальных трудностей войны. Слова гордости и славы сливаются с чувством скорби, ода подвигу сливается с реквиемом погибшему герою. Но даже гибель героя трактуется поэтом как начало легенды, вечной памяти о павшем:

Отсюда начинается легенда,
От этой темной с надписью плиты…

Героический пафос Суворова отмечали еще первые рецензенты его произведений. Так, Т. Хмельницкая писала: «Это настоящее „слово солдата“, это поэзия борца, закаленного фронтом, человека, у которого между поэтическим словом и реальным жизненным делом нет расхождения».

И сам поэт мыслил себя как певца воинского подвига, отводя себе скромную роль летописца солдатской доблести. Кстати, в устах Георгия Суворова слово «солдат» звучало как высшая похвала, свидетельство бесстрашия и ратного мастерства: «Вот уж поистине солдат, хотя с погонами майора…»

Тесно связана с темой героизма советских людей тема Родины во фронтовой поэзии. Причем образ Родины разрабатывался поэзией не только в «пространственном» плане, как необъятной земли, которая лежит, «касаясь трех великих океанов», но и во временном плане – великие исторические традиции, былые победы – это как бы залог несокрушимости в новом испытании. Недаром нынешние победы осмысляются как продолжение побед былых. П. Шубин, например, писал в одном из стихотворений о том, что над растоптанными танками фашистскими трупами как напоминание о прошлом стоят «сосны, может быть, времен еще ледовой сечи».