Время не ждет (сборник)

– Меня зовут Саркис, извини, не хотел. Слушай, дорогой, давай не будем вызывать ГАИ, а? Зачем нам, серьезным людям, вмешивать кого-то в наши дела. Здесь рядом армянская ремонтная мастерская, все расходы беру на себя.

Как ни жаль было мне моего железного «друга», но я, продолжая оставаться священником, должен был, как говорится, стать над «схваткой» и анализировать сложившуюся ситуацию.

У меня в машине сидела женщина, еще совсем недавно стоящая на грани жизни и смерти. На эту душу уже «положили глаз», но душа уходила из лап. Почему именно этот человек в белом «форде» оказался на этом месте именно в этот час? Может, теперь уже для него наступает «момент истины»? Я допускал, что Саркис, скорее всего, меня обманет, но это был его шанс, и он должен был его использовать.

– Согласен, только ты видишь, я священник, и мы с тобою стоим возле храма, сдержи слово, очень тебя об этом прошу.

Что я еще мог ему сказать? В ответ он, перекрестившись слева направо, торжественно подтвердил:

– Клянусь, Бог мне свидетель!

После таких слов судьба водителя белого «форда» оказалась полностью в его же собственных руках.

Мы немедленно проехали в мастерскую, где молодой парень, тоже армянин, осмотрев повреждения моего автомобиля, что-то говорил Саркису на армянском языке. Тот стоял и кивал головой в знак согласия. Потом Георгий, так звали ремонтника, договорился уже со мной о дне, когда мне нужно будет приехать, и мы расстались.

– А фонарь ты купи на свои деньги, Георгий его тоже поставит, а я по счету оплачу твои расходы, – добавил Саркис. Он уже готов был отъехать, но потом вдруг вышел из машины, вернулся и пожал мне руку: – Надо же, ты поверил мне на слово, спасибо, брат.

У меня на душе просветлело, и появилась надежда, что и эта история будет иметь благополучный конец.

В назначенный день молодой человек отремонтировал мою машину, поставил новый фонарь и позвонил Саркису. Они снова говорили по-армянски, но я понял, что Георгий, периодически бросая на меня виноватые взгляды, о чем-то просит собеседника, а тот с ним не соглашается и кладет трубку. Потом парень трет переносицу и объясняет:

– Ладно, мои дела с Саркисом тебя не касаются, а за фонарь он тебе денег не отдаст.

– Почему? Разве он беден?

Георгий пожимает плечами:

– В том-то и дело, что нет. У человека свое кафе, большой магазин, несколько строительных бригад. Не понимаю, зачем тогда клясться?

Внутри у меня похолодело, значит, «сделка» все-таки состоялась.

Прошел год, звонит мне Георгий, тот самый ремонтник, и просит окрестить его сына.

Неделю спустя мы крестили маленького сынишку Георгия, и он спросил:

– Ты помнишь Саркиса?

– Конечно, но ничего о нем не знаю.

– За год он потерял все – и кафе, и магазин, и строительные бригады. Сейчас таксует на той машине, в которой в тебя въехал. И все из-за того, что польстился на какую-то мелочь.

Я уже думал, как бы ему объяснить, что происходит с нашим общим знакомым, но Георгий меня опередил:

– Потому что в мире есть что-то важнее денег. И это «что-то» – Бог.

Я удивился:

– Георгий, ты действительно так думаешь?

– Если бы так не думал, то и не пришел бы к тебе. Спасибо Саркису, это он меня научил.

На днях ложусь спать, устраиваюсь поудобнее и, перед тем как заснуть, по привычке подумал: «Вот бы…» А мечтать-то и не о чем. Вспоминаю, о чем мечтал раньше. Все или исполнилось, или уже перестало быть насущным.

Говорят, если перестаешь мечтать, значит, ты уже безнадежный старик. Нет-нет, мне еще рано записываться в старики, и я обязательно помечтаю. О чем? О том, чтобы снова пришли мечты.

«Не клонись-ка ты, головушка»

У каждого уважающего себя писателя обязательно должен быть рассказ о сумасшедшем, причем желательно написанный от лица самого душевнобольного, этакое подобие гоголевских «Записок сумасшедшего». Поскольку к писателям себя причислять не решаюсь, но уважать себя все-таки уважаю, поэтому и дерзаю в подражание великим продолжить эту немного странную и очень трудную тему, пытаясь взглянуть на мир людей здоровых глазами человека болящего.

Наш деревенский храм хоть и стоит в стороне от торного пути цивилизации, но и к нам, словно ветром опавшие листья, прибиваются порою ее жертвы.

Первым, по-настоящему душевнобольным, с которым мне пришлось столкнуться, был Владимир, солидный пожилой мужчина, красивый и очень представительный. В течение трех лет, приезжая отдыхать в расположенный рядом с нами санаторий, он неизменно появлялся и у нас в храме. Причем ходил, стараясь не пропускать ни одной службы. Подойдет к свечному ящику, подаст несколько поминальных записок о живых и усопших, возьмет десяток свечей и молится возле подсвечников.

На отдых Владимир привозил с собой несколько костюмов, но из галстуков неизменно предпочитал бабочку. Иногда он делал строгие замечания входящим в церковь, мог прогнать людей, стоящих на середине ковра по причине того, что, мол, топчут ногами узор, похожий на восьмиконечную звезду, символ Пресвятой Богородицы.