Лицо гиганта дышало искренней заботой и симпатией, а голос… воркующий.
Куратор перевёл взгляд на фройляйн, которая смотрела на это торжествующим взглядом.
— Дура… — Простонал он, вспоминая, что девице всего девятнадцать, и понятия о дисциплине у неё нет… Впрочем, как нет и понятия о конечной цели акции. Компрометация? Ну вот она… на глазах.
Что ещё нужно? Подвернулся шанс, она и воспользовалась, ломая тем самым сложную многоходовку.
Резким жестом мужина подозвал фройляйн.
— Тёмного, к нему колбасок! — И уже много тише, — что подсыпала?
— Диу…
— Что будет в результате!? — Рыкнул куратор.
— Педику — возбуждение и снятие тормозов! Предателю, — В голосе звенит торжество, — заторможенность сознания и покорность.
Мужчина простонал сквозь зубы… впрочем, ещё не всё потеряно. Что-то такое они и намеревались сделать, просто чуть позже и не наспех.
Выскользнув из пивной, он подал условленный знак наблюдателям. Наспех, всё наспех…
— Перестарались любовнички, — С суховатой брезгливостью констатировал криминалист, снимая перчатки.
— Вы хотите сказать…
— Я сказал ровно то, что хотел, — Отрезал криминалист, собирая инструменты, — После вскрытия могут всплыть какие-то подробности, но насилия не было, всё по… хм, любви. Сфинктер смазан, во время акта был расслаблен, синяков и царапин нет.
— А от чего тогда подох?
— Скорее всего, наркота, — Пожал плечами криминалист, — Намешали всякой гадости, и вышла передозировка. Или сердце слабое, а его амфетаминами и кокаином подстегнули. Частое явление в этой среде.
— По самоубийце что?
— Застрелился, — Усмехнулся криминалист, поправив перед зеркалом в прихожей седые усы щёточкой, — Точнее только патологоанатом скажет, но предварительно.
— Герр комиссар! — Косясь на вредного криминалиста, доложил сотрудник, установили личность затрах… убитого. Некий Гитлер…
— Дева Мария, — Выдохнул комиссар, представивший себе груз ответственности. Сейчас начнётся… чтобы он ни сделал, а недовольные в таком деле будут всегда. Политик, чтоб его!
Покосившись на искажённое лицо убитого, «поплывшее» от жары, с трудом удержался от ругательств.
— Политическая полиция, Мюллер[104]
! — В квартиру вошёл невысокий кареглазый человек, бритый почти наголо. Только небольшой пучок волос, разделённый прямым пробором, «украшал» голову, — мы забираем это дело!— На здоровье, — Не скрывая облегчения, сказал по-русски комиссар, отсидевший два года в плену, — удачи!
— Твою мать! — Выругался сквозь зубы Дан, сворачивая к обочине, — Извини, милая.
Хорошенькая блондинка чуть смущённо кивнула, принимая извинения. Встречаться они начали недавно, но молоденькой барышне из хорошей семьи отчаянно нравился порой грубоватый, но очень искренний мужчина.
— Подойду поближе, — Сказал он, вылезая из автомобиля, — Посиди пока тут ладно? Гляну, много ли там народа, а то в объезд уж больно долго.
— Здорово, парни! — Сдвинув шляпу на затылок, издали поздоровался он с взвинченными копами, преграждающими путь демонстрантам. Чемпиона Олимпийских игр по тяжёлой атлетике в звании лейтенанта полиции узнали, и немного успокоились.
Поздоровавшись с каждым за руку и рассказав несколько коротких баек для сброса напряжения, Дан Ларсен пробился к лейтенанту Эйбу, возглавляющему полицейских.
— Что там?
— Коммуняки, — Выплюнул Эйб, — глянь!
Дан легко влез наверх импровизированной баррикады, за которой стояли полицейские, и присвистнул. Красных флагов и впрямь избыток… Не то чтобы там сплошь коммунисты или хотя бы социалисты, вот уж нет!
Спасибо университетским знакомым, в политике теперь Дан разбирает недурственно.
Настоящих социалистов там — раз-два и обчёлся. Флаги здесь скорее символ сопротивления ненавистному режиму. Хотя… кто знает!
— Мда… — Шляпа ещё больше сдвинулась на затылок и Дан спрыгнул, — поеду я, пожалуй… или нет.
Вздохнув, Ларсен покосился на Эйба, с ненавистью вглядывающегося в приближающихся демонстрантов. Крови будет много… порукой тому автоматы в руках копов, и хорошо известная жестокость Эйба Винслоу, люто ненавидящего «комми».
— Слышь, Эйб, — Тронул он копа за плечо, — А давай я с ними поговорю? Может, и послушают.
Щека Винслоу дёрнулась, но после короткого раздумья он кивнул. Жестокость и ненависть к комми приветствуется властями… но и меру надо знать!
— Попробуй.
Вразвалочку выйдя за баррикаду, Дан снял шляпу и, обмахиваясь ей, направился к демонстрантам. Завидев переговорщика, да ещё столь именитого, передние ряды остановились.
— Дан…
— Дан Ларсен…
— Тот самый…
— Чемпион…
— Народ, — Начал коп, — все ваши требования я знаю и…
— Что ты знаешь? — Возмутился худой озлобленный мужчина, решительно раздвинувший ряды демонстрантов, выходя навстречу, — А знаешь, каково это, когда детям жрать нечего? Жрать, чемпион! Не мяса купить, а хлеба не на что?!
Худой, почти истощённый мужчина контрастно смотрелся с атлетичным Даном, и толпа начала заводиться.
— Куда ему!
— Гля какой здоровило! Этому и дубинки не нужно, чтобы народ гонять!