Время не ждёт

Патентамт назначил экспертную комиссию из пяти видных специалистов. Местом испытаний была избрана лаборатория высшей технической школы в Далеме. Изготовив с помощью инженера Карского несколько многослойных пластинок, Игнатьев поехал в Далем. Эксперты встретили изобретателя в обширной мастерской лаборатории, где для испытания имелось всевозможное оборудование. Кроме экспертов, в мастерской собралось еще около полусотни розовощеких пожилых профессоров, инженеров, долговязых студентов. Игнатьев заявил членам комиссии, что эффект самозаострения может быть достигнут быстрейшим образом под струей песка. Если господа эксперты не возражают, то он предлагает именно этот способ испытаний. Эксперты согласились и вместе с присутствующими обступили изобретателя тесным полукругом, надевая на глаза предохранительные очки. «Ну, ну, посмотрим, что выдумал этот фантазер из России», — говорили их насмешливые, недоброжелательные взгляды. Сквозь резкое змеиное шипение шланга пескоструйки Игнатьев улавливал слова острот в свой адрес. Лишь немногие относились к делу с должной корректностью, а члены комиссии, особенно инженер Риман от фирмы «Сименс», были с русским гостем предупредительны до угодливости, изысканно вежливы до тошноты.

Председатель экспертной комиссии, лысый, дородный немец, подал изобретателю знак начать опыт. Голос его, басистый, торжественный, подействовал на остряков, и они притихли. Пятьдесят пар глаз впились в Игнатьева. В глубине темных жестяных оправ очков мерцали огоньки, напоминающие блеск глаз хищников, готовых наброситься на жертву, как только та сделает неосторожное движение. Один из инженеров заметил, что миллионы песчинок, вылетающих из шланга под большим давлением, с одинаковой быстротой «съедят» и твердые и мягкие слои лезвия и никакого самозаострения не получится. Изобретатель поднял наконечник шланга пескоструйки, похожий на маленький брандспойт. Рука его слегка вздрогнула. А вдруг инженер говорит правду? Ведь Игнатьев, спеша в Далем, не успел проверить действие струи песка на многослойное лезвие. Предложил же он этот способ испытания, нерушимо веря в торжество своей теории. Теперь он вдруг заколебался, впервые почувствовал тяжесть моральной ответственности, которая падет на него в случае провала... Нет, он не может, не должен, не имеет права допустить этого. Не может, ибо провал приведет к отказу в выдаче патента — это еще пустяки — и вызовет насмешки, злорадное улюлюканье буржуазной прессы по поводу «невежественного эксперимента русского большевика». Но и это не так страшно. Для него была важнее, превыше всего честь русской, советской науки, за которую он должен постоять и заставить этих университетских «жрецов» уважать ее.

Притихший, было, шланг снова зашипел, вздрогнул, выпрямился от увеличенного давления воздуха. Игнатьев направил наконечник шланга на ребро стальной пластинки. Бешеная желтая струя песка ударялась о металл, «бомбардируя» его поверхность бесчисленными тысячами кварцевых песчинок. Через три минуты на ровной грани пластинки образовалась заметная впадина. Игнатьев сложил и зажал в руке шланг, приглушив шум, затем сказал экспертам;

— Обратите внимание, господа, на однородном металле износ всех точек грани пластинки происходит равномерно, поэтому грань не сузилась с боков, не заострилась. А теперь, будьте любезны, взглянуть на эту пластинку, — он достал из кармана красноватую полоску металла и пояснил: — она состоит из трех слоев. В середине — слой стали в одну двадцатую миллиметра, а по бокам — слои медные по семь десятых миллиметра толщиной.

Как иллюзионист отдает атрибуты своих фокусов публике, чтобы она не заподозрила его в обмане, так и изобретатель вручил одному из экспертов трехслойную пластинку, и она пошла ходить по рукам. Получив обратно пластинку, Игнатьев взял ее щипцами и направил на полуторамиллиметровой ширины грань струю песка, водя наконечником вдоль нее от края до края. Струя звонко шипела, рассекаемая пластинкой на две части, вихрилась, образуя желтоватое облачко, которое всасывал хобот пылеуловителя. Эксперты, блестя стеклами очков, переводили взгляды с минутных стрелок карманных часов на отверстие наконечника. Грань красноватой полоски суживалась на глазах, слизываемая с боков песчинками, превращалась в тончайшую серебристую линию. Это выступала кромка стальной пластинки, образуя собой острие лезвия. Ряды немцев зашевелились, пронесся шопот удивления, а за ним последовал гомон одобрения. На четвертой минуте опыта изобретатель прервал работу и подал главному эксперту ослепительно сверкающую трехслойную полоску. Собственно, это была уже не просто полоска металла, а лезвие заостренного ножа. Дородный немец поднял на лоб защитные очки, обнажив на щеках красноватые вмятины от оправы, и произнес:

— Прекрасно, чудесно! Полный эффект самозатачивания!