Бабушкин полез за пазуху, достал висевший на шнурке на шее мешочек, развязал его и достал небольшой самородок.
Наглядное доказательство рассказа всех заинтересовало. Самородок пошел по рукам.
— Настоящее? — спросил Веселов, возвращая самородок Бабушкину.
— К земле шибко тянет, — подумав, не сразу ответил тот. — Свое к своему притягивает. Золота вокруг много, летать тяжело.
— Выброси, — посоветовал Голованов. — Все равно никто тебе не верит. Никто никому сейчас не верит. Время такое наступило.
— А я верю, — сказала Наташа.
— Я тоже верю, — поддержал ее Ефимов.
— Почему нет? — присоединился к ним Веселов. — Красивая легенда жить помогает, летать помогает. Как наверняка говорила небезызвестная теща: «Нам песня жить и любить помогает». Слушай, Бабушкин… Коля… Научи меня летать.
— Свой свояка видит издалека, — проворчал Кодкин, усаживаясь за стол.
— Почему не научу? Петь тихо научу, летать научу, гусей слушать научу, — повеселел загрустивший было Бабушкин. — Слышишь, летят? Устали, однако. Совсем устали.
— Однако слышу маленько, — скопировал бабушкинский говорок Веселов.
Все рассмеялись.
— Предлагаю очередной тост, — провозгласил, поднимая стакан Пустовойт. — За трезвое осознание своих желаний и возможностей.
Зарубин наконец поднялся с нар, где сидел рядом с Бабушкиным, и тоже подошел к столу. Пустовойт протянул ему свой стакан, потянулся за другим.
— Значит, участок фальшивый? — спросил Зарубин, обращаясь не то к Пустовойту, не то к Голованову. Прозвучало это скорее не как вопрос, а как утверждение. И это, кажется, даже обрадовало Голованова. Ухмыльнувшись замершему было в наклоне Пустовойту, он поспешил опередить его ответ.
— Прежнее руководство, Анатолий Николаевич, употребляло другие выражения. Дополнительный, вспомогательный, резервный, законсервированный. Иногда, очень редко, в узком кругу — фиктивный. Фальшивый, это несколько из иной сферы взаимоотношений.
— Существует еще такое понятие, как производственная необходимость… — постарался перехватить инициативу назревающего неприятного разговора Пустовойт.
— Я предпочитаю называть вещи своими именами, — слегка повысил голос Зарубин. — Участок фальшивый.
— Если тебя устраивает именно такая формулировка, я не возражаю, — согласился Пустовойт.
— Поэтому ты под всяческими предлогами откладывал поездку сюда?
— Если быть точным, я вообще не советовал тебе ехать сюда.
— Если быть точным, ты прекрасно знал, какое значение я придаю этому участку, знал, что я обязательно сюда поеду.
— Важно было, чтобы ты поехал именно сейчас.
— Потому что в пятницу обсуждение в министерстве?
— На котором тебя теперь не будет.
Пустовойт решил наконец окончательно расставить все точки. На Зарубина он старался не глядеть. Чувствовалось, что неизбежный разговор ему неприятен. Тяжело опустился на лавку. Он уже догадывался, что результат, скорее всего, получится совсем не тот, который был запланирован. Но отступать было уже поздно. Вспомнил Нетребко, который ясно дал понять, что появлении Зарубина в Москве категорически недопустимо. «Вплоть до…» А вот уж насчет «вплоть» — извините. Это вы сами организовывайте. Я сделал все, что мог. До сих пор все шло по плану. Выбраться сейчас отсюда исключено. Зарубин реалист, а не самоубийца.
— У меня еще три дня, — прервал затянувшееся молчание Зарубин.
— Ты видел, что творится на реке? — устало поинтересовался Пустовойт. — С часу на час пойдет вода.
— Вызовем вертолет.
Напряженное внимание, с которым все остальные вслушивались в каждое их слово, подсказывало их значение почти для каждого из присутствующих. Даже Старик и Коля Бабушкин пытались вникнуть в смысл разговора, чутьем угадывая насколько он важен, как для самих говорящих, так, возможно, и для них самих, поскольку и они поневоле оказались участниками происходящих сейчас событий. Кодкин, кажется, тоже вполне уразумел происходящее, и сейчас нехотя жевал бутерброд, с интересом взглядывая то на одного, то на другого. Про себя он уже обозначил их непримиримыми противниками, но отдавать предпочтение тому или другому не спешил. Отойти в сторону, как в таких случаях советовала теща, скорее всего, не получится. Куда отойти, если за одним столом оказались. Авария стопудово карячится. Главное — не лопухнуться, сообразить, что из этого нарисуется. Послушаем и, как говорит механик, «примем окончательное решение».
— Вертолет исключается, — все так же устало стал объяснять Пустовойт. — Ветер, снег, перевал закрыт. Стопроцентно нелетная. Ты плохо знаешь эти места. В это время погода здесь, как ревнивая жена — не внемлет никаким доводам рассудка. А если бы и была погода, вертолет вызвать не сможем. Рация вышла из строя.
— Понятно… Подготовились полноценно. Только не учли, что проводить обсуждение без меня бессмысленно. Его обязательно отложат.