Скалы по обоим берегам действительно напоминали совершенно отвесные гладкие стены. Не разглядеть ни уступа, ни разлома, ни осыпей, которые нередко сползают с подобных скальных прижимов. Здесь их почти мгновенно размывало и сносило стремительно несущейся водой. Не было тут ни изгибов, ни поворотов. Труба уходила вперед, насколько видел глаз.
— Сколько еще? — не выдержав, спросил Зарубин.
— Два раза по столько, — глядя вперед через разбитое стекло, ответил Кодкин и виртуозно выругался, разглядев, что колеса уже начали разбрызгивать пока еще тонкий слой нагонявшей их воды.
— Пока еще не валом, — приоткрыв дверку, выглянул Зарубин. — Успеем, жми!
— Бабушкин говорил, над трубой легко летать. Ветер помогает… Интерес появляется, — прокричал Кодкин.
— Какой интерес?
Из-за рева мотора и обжигающего потока встречного воздуха врывавшегося через разбитое ветровое стекло, разговаривать приходилось на повышенных тонах, а порой просто кричать.
— Интерес, когда вся эта бодяга закончится. Глазу зацепиться не за что. Труба она и есть труба. Не застрять бы только в ней, как черт в рукомойнике.
— Что бы по этому поводу твоя любимая теща сказала?
— Она в такой расклад еще не попадала. С моих слов разве ознакамливалась. Придумала бы чего-нибудь.
— Например?
— Век живи, век надейся. Это у нее всегда на языке.
— Мудрая женщина.
— А я что говорю. Проскочим, лично от тебя благодарность вынесу.
Машину занесло. Боком заскользила по льду к левобережным скалам. Чудом удержав руль, Кодкин стал выкручивать его, восстанавливая прежнее не то движение, не то скольжение по льду. Брызги из-под колес выплеснулись на придвинувшиеся вплотную черные камни, железо кузова скрежетнуло, задев отполированную ветром и водой поверхность скалы, заслонившую на несколько мгновений от сидевших в кабине небо. Выправились, снова понеслись серединой. Догонявший их поток талой воды уже почти наполовину скрывал колеса. Наконец Зарубину показалось, что река становится шире. А тут еще из-за зубчатых вершин правобережных скал стремительными встречными бликами засверкало прорвавшееся сквозь отступавшие назад тучи омытое недавней непогодой солнце.
— Прорвемся! — уверенно крикнул Зарубин, разглядев далеко впереди перегораживающие реку заснеженные сопки. Судя по всему, река там делала крутой поворот. Значит, Труба заканчивалась.
Кодкин снова стал негромко материться, пытаясь удержать завихлявшую машину в прежнем направлении. Но мат этот сопровождался невольной улыбкой. Теперь Николай был уверен, что они пройдут проклятую Трубу.
Старик закрыл дверь, и все окрестные звуки в заезжей сразу стихли.
— Они погибнут… — тихо сказала Наташа и по ее щекам потекли слезы.
— Чего ерунду городишь! — рассердился Старик. — Выскочут. Машину, правда, бросить придется, не без этого. Ничего, отсидятся.
— Где отсидятся? — всхлипнула Наташа. — Вы же сами говорили — стена.
— При нужде и на стене посидишь, — попытался успокоить ее Старик.
— А сидеть сколько? Сколько сидеть? — продолжала допрашивать Старика Наташа.
— Кто ж его знает. Раз на раз не приходится. Другой раз дня хватит, а когда и неделю просидят.
Голованов демонстративно хохотнул:
— Ха и еще раз ха!
— Ты чего? Чокнулся? Чего ржешь? — рассердился Веселов.
— Прямо хоть в пророки записывайся. Всегда оказываюсь прав, — попытался объяснить свое невеселое веселье Голованов. — Не всегда, конечно, а когда предсказываю, что все останется, как и было. Ничего не изменится.
— Надо что-нибудь делать… Немедленно… — заметалась по заезжей Наташа.
— А где Бабушкин? — спохватился вдруг Веселов.
— Точно — сейчас только на Бабушкина надежда, — хмыкнул Голованов. — Слетает, передаст от нас привет и наилучшие пожелания.
— Он дорогу показать может, — сказал Веселов.
— Кому покажет? Какую дорогу?
— Только что здесь был… — не унимался Веселов.
— Он же зверюшка маленькая, — решил объяснить исчезновение Бабушкина Старик. — Боится, когда кричат, драку, не дай бог, затеют. Как ружье увидел, сразу и сбег. Страх как ружья опасается. Хотя хорошим охотником когда-то считался. Теперь дурачок, чего с него возьмешь.
— Ты что, всерьез рассчитывал на его помощь? — спросил Голованов.
— На твою, что ли, рассчитывать? — огрызнулся Веселов.
— Я бы с вами пошел… — нерешительно заговорил Старик, — да сил боюсь не достанет. Спина по такой погоде как чужая. А Коля, он каждое дерево знает. Накоротке может провести. Только до них вам вряд ли дойти. Ни с Колей, ни без него.
— Что делать тогда? Надо же что-то делать, — продолжала метаться из угла в угол Наташа.
— К ним сейчас один подход — с реки. А на ней слыхала, что творится? На станцию идтить надо, куда этот собирался. Ваш который. А туда вам без Коли не дойти. Попадете под осыпушку — и всё…
— Пойду, покричу… Может, не ушел далеко, — направился к двери Веселов.
— Может, я позову? — предложила Наташа. — Меня он не боится.
— Верно, покличь, — согласился Старик. — Он баб здорово уважает. Чего не скажут, все сделает. Без Коли вам все равно не дойти.
Неожиданно входная дверь распахнулась, и вбежал Бабушкин. Оглядевшись, поманил пальцем Наташу.