Время обнимать

Мечты, мечты, где ваша сладость! Не прошло и месяца, как радость победы растворилась, словно корабль-призрак в опере Вагнера. Он был принят, потому что добрая пожилая прима-экзаменаторша пожалела красивого мальчика. Но голос, голос оказался слаб – не мог тянуть высокие ноты, не давались легкость и глубина. Это вам не школьная самодеятельность. К середине года стало ясно, что сольные партии Виктору не светят никогда. Подножка из-за угла, беспредельная подлая невезуха! Он помнил наизусть все баритоновые арии – Фигаро, Демона, Мазепы, он во сне мог пропеть любую из них от любого такта! Помнил, но не тянул.

Подумать только, сто раз смотрел фильм «Веселые ребята», сто раз смеялся над барышней, пьющей сырые яйца «для улучшения голоса» – пей, голубушка, пей, курицей, может, и станешь, но жаворонком никогда. А в чем эта тетка виновата, спрашивается, если она искренне мечтала петь? И чем лучше наглая крикливая героиня Любови Орловой, кстати, так же похожая на простую девушку, как Виктор на китайского императора. И тем не менее люди восторгались Орловой, не слишком молодой, с тяжелой фигурой и глуповатой нарисованной улыбкой. Вышла замуж за гениального режиссера – вот ее главная удача. А если нет удачи, то можно сколько угодно репетировать, тренировать связки, рвать на себе волосы от обиды и унижения – такой же результат, как от выпитых сырых яиц!

Может, зря он так психовал? Ведь первый год проучился нормально, получил койку в общежитии, экзамены сдал успешно – гармония, музыкальная литература, история партии. Только вокал не дотягивал, не дотягивал, хоть лопни! Вот так всю жизнь в массовке обретаться? Граждане Севильи, крестьяне, солдаты – тупо выходить толпой на сцену, получать жалкие гроши, смертельно завидовать солисту, никогда не увидеть свое имя на афише? А какие варианты? Уйти из консерватории и потерять навсегда великий царский город, прогулки по набережной, безграничную воистину дворцовую площадь, разведенные мосты?

Конечно, он не раз бывал с родителями в Ленинграде и раньше, но одно дело приехать жалким туристом из области, а другое – жить! Жить полноправным ленинградцем, ходить в соседнюю бакалею за свежей булкой, сетовать на расколотый поребрик, привычно читать книжку или вовсе дремать на скамейке Летнего сада. Твоих оград узор чугунный, твоих задумчивых ночей прозрачный сумрак… Пушкина проходили в седьмом классе, но только через много лет стал вспоминать и ценить. (Впрочем, скорее представлялась Муся со сборником Пушкина, свят-свят!)

Много лет спустя, приехав в Париж на недельный семинар преподавателей (вот такие наступили времена!), Виктор Андреевич неожиданно для себя поселился в просторной квартире на бульваре Монпарнас. Приглашение поступило от преподавателя, милейшего старика из бывших русских, уезжавшего в провинцию по семейным делам.

– Вы меня очень обяжете, дорогой друг, если станете в моем скромном жилище временный ле-патрон. В вашем диспозисён спальня, сель дю ба и кюхня (я правильно произношу?). И вид с балкона – пожалюйста, кафе де ла Ротонд. Русские, знаете, очень почитают, этот кафе. Однако позволю себе отмечать, перед вами только легенда, Хемингуэй не предпочитал столь шумные залы.

Так Виктор Андреевич на неделю стал не гостем, а жителем Парижа! Ранним утром спускался по широким ступеням, застланным бордовым ковром, открывал своим ключом тяжелую чугунную решетку парадной двери и отправлялся налево по бульвару в сторону крошечной, как шкатулка, кондитерской. Там он снимал пальто и шляпу, садился на свое место напротив окна и долго со вкусом пил свежемолотый ароматный кофе, отламывая маленькой вилкой куски творожного торта, усыпанного черникой. А другим утром он заходил в булочную напротив, заказывал свежий багет и большую чашку горячего шоколада и отправлялся на прогулку. Семинар на мгновение всплывал в памяти и тут же растворялся без сожалений и угрызений совести, чай не мальчик на лекциях сидеть! Направо по бульвару Монпарнас, на расстоянии пешего хода от его дома, находились бульвар Инвалидов и музей Родена, но, как истинный житель города, давным-давно знакомый со всеми достопримечательностями, Виктор Андреевич спокойно проходил мимо в сторону Люксембургского сада, выбирал свободную скамейку в тени и садился почитать газету с чувством давно забытого отдохновения.