И мама, и Ася, и она сама видели, как папа с каждым годом становится только интереснее и элегантнее, невозможно не залюбоваться. На работу или концерт он надевал не скучный классический костюм, как парторг или директор завода, но английский твидовый пиджак и темно-красный галстук (крошечный уголок такого же платочка выглядывал из нагрудного кармана), ботинки всегда блестели, манжеты на рубашке застегивались темно-золотыми запонками. А дома он переодевался в бархатную курточку и заматывал шею мягким платком, потому что профессиональные певцы должны беречь горло! Елена Сергеевна тоже очень красиво одевалась. Даже чересчур. Например, вместо домашнего платья она накидывала блестящий шелковый балахон, едва прикрывающий колени, волосы высоко поднимала и завязывала большим темным бантом. Казалось, она не живет в собственной квартире, а участвует в спектакле, тем более заниматься домашними делами, то есть варить обед или убираться, в таком наряде было совершенно невозможно.
Собственно, если задуматься, почти все люди участвуют в воображаемом спектакле. Например, папа изображает потомственного дворянина, словно так и родился на канале Грибоедова, а не у бабушки Марфы в Колпино. Мама старательно играет счастливую веселую женщину, Ася – бесшабашную красотку, она сама – толстокожую лентяйку, готовую днями валяться на диване с книжкой. И все потому, что не хочется показывать отцу и Елене Сергеевне, как ее ранит их показное радушие.
А еще Наташе не давались точные науки. Подумать только, дедушка профессор математики, мама круглая отличница, а ее от одного вида алгебры охватывали ужас и отчаяние. Часами складывать и умножать абстрактные, ничего не значащие цифры?! Она категорически не усваивала ни задачи по физике, ни химию с ее окислительно-восстановительными реакциями. Даже слова какие-то противные! Проще было сделать вид, что ей лень и наплевать на любые уроки. Хотя на самом деле она любила многие предметы – литературу, географию, музлитературу. И хор! Да, именно хор, несказанное волшебство гармонии, когда первые голоса весело заливаются и тараторят, а ты уверенно тянешь вторым голосом свою прекрасную низкую мелодию. Много позже пение в хоре напомнило ей любовные объятия – слияние в упоении.
Кстати, наследная принцесса Аглая тоже изображала нахалку и вредину, хотя на самом деле была одинокой некрасивой отличницей-зубрилкой, ни в мать, ни в отца. Из всех знакомых и родных, пожалуй, только Маркусик и Дина жили своей естественной жизнью. Маркусик честно отрабатывал скромную зарплату в управлении, а все выходные и отпуска посвящал походам на байдарках. Они уже давно не снимали общую дачу, поскольку Марк с Асей только и делали, что запасались котелками, рюкзаками и тушенкой, а лучшей обувью считали резиновые сапоги и кеды. Дина, достойная дочь своего отца, тоже целыми днями разгуливала в синих сатиновых шароварах, обожала шахматы и футбол и мечтала стать инженером. А мама с бабушкой и сама Наташа любили чистоту, красивую посуду, крахмальное белье. От одной мысли спать на земле в сомнительном спальном мешке и есть из алюминиевой миски все трое дружно немели и только вежливо вздыхали.
Что ж, приходилось признать, что мама в своей клетчатой юбке так же отличается от новой жены отца, как их квартира на чердаке от великолепного жилья на канале Грибоедова. А через пару лет стало ясно, что и сама Наташа, любительница поваляться с книжкой, помечтать и ничего не делать, так же отличается от старательной отличницы Гули. Даже на даче, куда Наташу из вежливости пригласили пару раз, Гуля не качалась в гамаке, как другие нормальные дети, не объедалась крыжовником и клубникой, а зубрила французский, а в старших классах того хуже – физику и химию, отвратительные, навечно непонятные физику и химию!
Кстати, у них на даче, прямо внутри большого деревянного дома, была настоящая ванная комната с горячей водой и городской туалет, а не будочка во дворе, как у обычных людей.
Наташа с каждым годом все больше предпочтения отдавала занятиям в музыкальной школе, где заведомо не было математики или, не приведи господь, физики. И дома могла часами слушать пластинки с операми и строгими в своей гармонии симфониями, и сама частенько напевала любимые арии – Ленского, Фигаро, графа Альмавивы. Мужские у нее лучше получались, как это ни смешно, наверное, из-за низкого от природы голоса. Поэтому, когда мама предложила после восьмого класса поступать в музыкальное училище на теоретическое отделение, она сразу согласилась. Папа с того времени стал чаще с ней общаться, интересовался успехами в училище, приносил нужные учебники и ноты, а на последнем курсе предложил подавать документы в консерваторию.
– Нужно обязательно получить высшее образование, хватит с нас строительного техникума!
Так и сказал «с нас». Мама вспыхнула и молитвенно сложила руки на груди.