Время Обреченных (СИ)

– Никак нет, не остзеец, – ответил Андриянов. – До гражданской жил в немецкой колонии в Таврии.

Местность в панораме выглядела как лунный пейзаж. Земля ещё не покрылась травяным ковром, ни деревьев, ни других ориентиров. Все холмы и неровности давно срыты и перепаханы снарядами. Ориентирами при корректировке огня служили реперные разрывы старых шрапнелей. В километре левее от дивизиона мелькали ало-красные трассеры 37-мм зениток, батареи зенитной роты упражнялись в настильной стрельбе по движущимся мишеням. Артполк в это время очередной раз менял позиции.

– Передайте Эшшольцу мою похвалу, Борис Александрович.

– Есть, передать похвалу! – щёлкнул каблуками Андриянов и вновь занял место у стереотрубы.

Авестьянов покинул артиллеристов и едва не столкнулся с Колохватовым, обменявшись с ним междометьями и улыбками.

– Прибыл эскадрон, господа! – возбуждённо объявил ввалившийся на НП адъютант Комелева.

– Вольная птица принеслась… – прошептал Григорий.

– Кто принеслась? – спросил Колохватов.

– Это я о своём, Нестор Иванович, не берите в голову… С утра хочу на это чудо расчудесное посмотреть.

– На кирасы? Мне этими кирасами все уши прожужжали.

Эскадрон кирасир приближался к НП во взводных колоннах. Издали ничего примечательного в нём не было – с виду обычные кавалеристы в полевой форме. Однако чем ближе подходил эскадрон, тем заметней становилось отличие от остальных конников. Собственно, отличие и было всего одно – непривычный вид защитных шлемов, делавших головы непропорционально большими. Не то чтобы совсем уж, но визуально заметно. Если не обращать внимания на шлемы с опущенными на лица броневыми личинами с широкими прорезями для глаз – для удобства обзора, конники ничем внешне не отличались от тех же улан. Те же АВС-36 или АФТ-34 за спинами, те же шашки, те же укороченные шинели. Но под шинелями скрывались тяжёлые кирасы, запущенные в серию сразу на двух заводах: на петроградском механическом и ижевском механическом.

Подхода эскадрона, помимо Авестьянова и Колохватова, дожидалось дивизионное начальство во главе с Комелевым, прибывшие на НП командир 36-й кавбригады генерал-майор Санников, его наштабриг полковник Сейфулин и командир 40-го кирасирского полка фон Шейдеманн.

Эскадрон поравнялся со стоявшими в линию штабными машинами, построился в две взводные шеренги и застыл. Вернее застыли кирасиры, ещё не остывшие после долгой скачки кони переминали ногами и пряли ушами. От строя отделился ротмистр и направил коня навстречу подходящему фон Шейдеманну.

– Эскадрооон! Смирр-НА! – скомандовал ротмистр с отмахом шашки. – Господин полковник, первый эскадрон первого дивизиона прибыл с учебного броска. В ходе броска выполнены третье и четвёртое тактические упражнения. Личный и конный состав налицо.

– Здорово, братцы кирасиры! – поприветствовал фон Шейдеманн.

– Зрав…! жла…! гос…!…ковник!!! – громыхнул эскадрон.

– Вольно.

– Вольно! – продублировал ротмистр.

– Тиверцев, ко мне, – распорядился полковник. – Ротмистр, жду ваши замечания по эксплуатации кирас. Подробные замечания, ни единой мелочи не упустить. Рапорт предоставить не позднее двенадцати ноля. Эскадрону вернуться в расположение полка.

– Эскадрооон! В походную колонну! Первый взвод вперёд! Четвёртый замыкающий! Дистанция – два корпуса! Рысью… марш!

К полковнику в это время выехал штаб-майор Тиверцев, за ним следом в седле пошатывался инженер Сахно, видимо с непривычки 70-ти километровый бросок сказался на нём не лучшим образом.

…Навес для демонстрации был загодя построен из вкопанных столбов, поверху набиты перекладины, на которые легла натянутая масксеть. Внутри навеса расмещались сколоченные на скорую руку столы и скамейки, у одного из столбов на гвоздь был повешен развёрнутый плакат из плотного ватмана с цветным рисунком кирасы и тактико-техническими характеристиками. Скамейки заняли собравшиеся офицеры, в демонстрационном углу навеса медленно расхаживал инженер 3-го класса Сахно, чин которого в переводе на военный был равен майору. Табурет, приготовленный специально для инженера, остался не востребован, Сахно просто не мог сидеть, после конного броска он испытывал боль в бёдрах и седалище. Во время лекции он то и дело вышагивал из стороны в сторону, иногда приглаживая встопорщенные усы, рассказывал хорошо поставленным лекторским голосом о новой кирасе и об истории её создания.