Время Обречённых

– А хорошо здесь, господа, – по-русски сказал Карпов, когда Ильин вышел. – Мне даже квартиру одну в Штуттгарте напоминает.

– Вот и женись на Лизхен, – тоже по-русски сказал подполковник, усмехаясь. – А то морочишь барышне голову.

– А и женюсь. Только позже. Увезу её к себе в Смоленск… – Карпов уставился невидящим взглядом в окно и мечтательно улыбался.

Суров закурил, найдя на книжном шкафу со всякими безделушками вместо книг стеклянную пепельницу в виде цветка кувшинки. Ему вдруг показалось, что соратники говорят по-русски с акцентом. Мысль его позабавила, слишком уж дикой она была. Хотя… хотя кто знает? Ведь годами приходится даже думать на дойче.

– В общем так, – сказал он на русском и перешёл на немецкий, – Все разговоры между собой только на дойче. Расслабляться рано.

– Яволь, герр Заммер! – улыбнулся Бергоф.

– Приводим себя в порядок, – продолжил Всеволод, – обустраиваемся, потом ужинаем. Все разговоры о деле после ужина.

На ужин фрау Яровиц, как и обещала, пригласила через час. Постояльцев ждал накрытый в гостиной комнате стол, сервированный тарелками и приборами. Главным блюдом был запечённый в собственном соку гусь, к нему прилагались солёные крендели "братце". Разместив всех за столом, хозяйка ненадолго вышла и вернулась с двумя бутылками домашнего шнапса.

– Знаю я вас, мужчин, – улыбнулась она, ставя бутылки, – без выпивки и слова не вытянешь.

Шнапс она разлила по бокалам. Разговор пошёл о впечатлениях от Аугсбурга. Ели не торопясь, хозяйка сетовала на нелёгкую жизнь, что постояльцев порой не бывает и по два месяца, рассказала о вышедших замуж дочерях и об уехавшем в Аргентину сыне. Упоминания о Курте Суров так и не услышал, не хочет говорить о нём и не надо, решил он.

– А это ваши родственники, фрау Берта? – спросил Бергоф, кивнув на висевшие на стене фотопортреты.

Фотографии были старые, слегка выгоревшие, обрамлённые в простенькие картонные рамки.

– Это мой муж, – показала хозяйка на немолодого уже солдата с завитыми усами в мундире знаменитой 20-й стальной дивизии, – Герхард Яровиц. Здесь он запечатлён осенью четырнадцатого на побывке. Он был добровольцем. Он пал за Рейх в Румынии, когда русские ввели свои орды на помощь кукурузникам.

– Вы сказали, он в стальной дивизии воевал, – уточнил Бергоф, – он родом из Брауншвейга?

– Нет. Но он вырос там. В Румынию он был переведён уже штабсфельдвебелем как опытный солдат в недавно сформированную дивизию.

– А это? – спросил Ильин. – Ваш брат?

– Вы угадали, – ответила она. – Мой брат Бруно Кнакфусс.

Брат фрау Берты был запечатлён в парадном мундире прусских гусар с традиционной "мёртвой головой"* – старой ещё с XVIII века эмблемой германских гусар и драгун.

– Он тоже воевал на Восточном фронте, – продолжила фрау Берта, – в пятнадцатом попал в плен. В семнадцатом он воевал в России, в красной гвардии.

Суров сделал глоток шпанса, запивая гусятину. Он задумался над словами хозяйки. После Брест-Литовского мира, когда Советская Россия стала фактически союзницей Германии, Западный фронт германской армии увеличился со 155-ти до 195-ти дивизий и в марте 1918-го рейхсвер начал крупное наступление, окончившееся для Антанты тяжёлым результатом: французы и британцы потеряли убитыми и раненными свыше 850 тысяч, пленными свыше 190 тысяч, две с половиной тысячи орудий, двести танков и более шести тысяч пулемётов. А осенью 1917-го в красную гвардию вступило около трёхсот тысяч из полутора миллионов находившихся в бывшей Российской Империи военнопленных германцев, австрийцев, венгров. Возвращаться домой они не пожелали, опасаясь неминуемой отправки на Западный фронт. В России же в рядах красногвардейцев они не считались дезертирами, ведь их участие в революции играло на руку и Германии, и Австро-Венгрии. Вот и воевали красногвардейцы против Краснова, а позже против Юденича, брали под контроль вместе с вышедшими из подполья большевиками да вместе с отрядами революционно настроенных рабочих, вместе с революционными матросами и запасными полками, не желавшими отправляться на фронт, города и сёла по всей бывшей империи. Входили в красную гвардию и части сформированные из китайцев, которых царское правительство навербовало десятками тысяч для нужд прифронтового обеспечения. Китайцев использовали в качестве строительных отрядов, а после Брест-Литовского мира вся эта масса лишённых заработка китайцев оказалась предоставлена сама себе. Но не надолго. Большевики быстро взяли китайцев в оборот.