Время огня

— Итак, бесполезно пытаться произвести новую расу от нас самих, — задумчиво продолжал Уоллис. — О, мы даем нашим детям образование, поручаем руководство, когда они становятся взрослыми. Мне пришлось это разрешить, чтобы агенты сохранили верность. Но откровенно говоря — строго между нами — иногда так трудно подыскать приличную должность, на которой они не могли бы принести вред. То, что родители путешественники во времени, вовсе не означает, что они не олухи; а олухи порождают новых олухов. Не стану отрицать, что мы здесь — нечто вроде аристократии, но делать ее наследственной мы не можем. Да я и не хотел бы этого.

Хейвиг негромко спросил:

— А чего бы вы хотели, сэр?

Уоллис отложил сигару и выпивку, словно следующие его слова требовали набожно сложенных рук.

— Восстановить цивилизацию. Зачем иначе Господь создал нас?

— Но… будущее… я видел…

— Федерация маури? — Широкое лицо вспыхнуло яростью. Кулак с грохотом обрушился на стол. — И много ли вы видели? Очень мало, верно? Я исследовал эту эпоху, Хейвиг. Вам тоже нужно будет сделать это. Говорю вам, это всего лишь помесь канаков, белых, ниггеров, китаез и япошек, пришедшая к власти, — они идут к власти, пока мы сидим здесь. И только потому, что в войне им меньше досталось. Они работают, сражаются, подкупают, потворствуют — чтобы овладеть миром, надеть узду и седло на все человечество, в особенности на белую расу, чтобы навсегда остановить прогресс. Вот увидите! Сами увидите!

Он откинулся в кресле, тяжело дыша, допил виски и провозгласил:

— У них ничего не получится. Три-четыре столетия — да, боюсь, человечеству придется нести их ярмо. Но потом… Для этого и создано Убежище, Хейвиг. Чтобы подготовить это потом.

* * *

— Я родился в Нью-Йорке в 1853 году, — рассказывал Сахем. — Отец мой был мелким лавочником и строгим баптистом. Мать — вот ее фото. — Он указал на мягкое невыразительное лицо на стене, и на мгновение в его голосе прорвалась нежность. — Я был последним из семерых выживших детей. Так что у отца на меня не хватало ни времени, ни энергии, тем более что старший сын был его любимцем. Ну, это приучило меня в самом раннем возрасте самому заботиться о себе и не болтать. Когда мне официально исполнилось семнадцать лет, я отправился в Питтсбург, зная к тому времени, что у этого города большое будущее. Мое старшее я больше занималось мной, чем, вероятно, ваше. Но я всегда знал, что меня ждет великая цель.

— Как вы создали себе состояние, сэр? — спросил Хейвиг. Ему действительно было интересно, и он спрашивал не только из’дипломатических соображений.

— Мое старшее я было среди фортинайнеров в Калифорнии (Золотоискатели, участники золотой лихорадки 1849 года в Калифорнии. — Прим. перев.). Но он не пытался добывать золото, только немного для начала, чтобы начать торговлю. Потом перенесся во времена гражданской войны. Потом заставил меня вместе с ним попутешествовать во времени, а когда я переехал в Питтсбург, было уже легче. Нельзя ведь говорить о спекуляциях земельными участками, если заранее знаешь, что будет, верно? Я все продал точно в нужный момент, перед паникой 73-го года, а после паники смог скупить обесценившиеся земли, которые станут бесценными из-за залежей угля и нефти. Покупал также железные дороги и сталелитейные заводы, несмотря на неприятности со стороны забастовщиков, анархистов и тому подобного сброда. В 1880 году — тогда мой реальный возраст подходил к тридцати пяти годам — я решил, что заработал достаточно и пора мне приниматься задело, ради которого меня создал Господь.

Серьезно:

— Я оставил веру своего отца. Вероятно, так поступает большинство путешественников. Но я и сейчас верю в Бога и в то, что у каждого человека есть своя судьба.

Тут Уоллис расхохотался так, что у него задрожал живот, и воскликнул:

— Какие высокопарные слова для простого старого американца! Слава и романтика, Хейвиг, существуют только в книгах про историю. На самом деле успех приносит тяжелая грязная работа, терпение и самоограничение, умение учиться на ошибках. Вы видите: я уже не молод, а планы мои только еще начинают расцветать, не говоря уже о том, чтобы приносить плоды. Работа, работа — вот в чем смысл, вот что значит быть живым!

Он протянул свой пустой стакан.

— Налейте еще. Я обычно пью немного, но Боже, как мне хотелось поговорить с кем-то новым и умным! У нас есть несколько неглупых ребят, как Красицкий, но все они иностранцы. Есть и несколько американцев, но я так к ним привык, что могу заранее сказать, что они мне ответят на мои слова. Наливайте мне и себе, и немного поболтаем.

Вскоре Хейвиг смог спросить:

— А как вы установили свой первый контакт, сэр?