Время огня

Вернее, «городской» тоже в кавычках. То, что теперь простиралось в радиусе тридцати километров от Академгородка, ставшего эпицентром Катастрофы в самой восточной локации Зоны, трудно было назвать даже руинами. Радиоактивная свалка, пепелище, кладбище, покрытое бетонными обломками, изуродованное глубокими каньонами, провалами, обширными участками местности, вовсе вывернутыми наизнанку, а также земляными конусами с кратерами на вершине, высотой с приличную сопку. И все это безобразие поросло уродливыми жестяными «кораллами» автонов, которые кое-где сплетались в непроходимые заросли, а порою образовывали высокие и толстые стены-засеки Городищ — мест компактного обитания многочисленных разумных и не очень механических тварей. Если смотреть с борта вертушки, Городища походили на гигантские птичьи гнезда, разбросанные по полю с оврагами, перепаханному безумными трактористами, а затем еще и развороченному взрывами.

Предположить, что здесь когда-то находился город, было бы трудно, не разбавляй это унылое безобразие груды кирпичного и стеклянного крошева, целые холмы слежавшейся золы, обширные потеки, кляксы, лужи и застывшие озера плавленой пластмассы. Если бы не серели то там, то здесь вздыбленные, а местами закрученные в спираль остатки асфальтовых дорог, нагромождения сломанных плит, обломки виадуков, опор, столбов и прочих бетонных конструкций. Если бы не торчали, в конце концов, из земли и праха обгоревшие человеческие кости.

Хотя справедливости ради надо сказать, кое-какие объекты все же уцелели, поэтому формально город на картах пока значился.

Например, северо-восток, а конкретно Калининский район, как наиболее удаленный от эпицентра Катастрофы, сохранился относительно прилично. Некоторые высотки спальных кварталов рухнули, однако примерно треть домов устояла, превратившись в закопченные коробки с зияющими глазницами пустых оконных проемов, а остальные претерпели странные изменения. Например, один из кирпичных домов на Курчатова теперь был закручен наподобие штопора, другой ушел под землю, словно его забили, как сваю, третий выглядел целым и невредимым ровно до седьмого этажа, а выше распустился на четыре лепестка, словно гигантский цветок сирени. А одна древняя панельная стена на улице Макаренко улеглась на землю подъездной стороной вверх, но при этом сохранила в целости все окна. Более того, стекла в окнах странного уснувшего дома приобрели алмазную твердость, отчего стали одной из местных достопримечательностей. Всем впервые попавшим в этот район салагам предлагалось на спор разбить хотя бы одно окно. Чем угодно, даже очередью из ИПП. Новички, конечно же, принимали пари, но пока что все стекла были целы.

Примерно такое же «благополучие» наблюдалось и немного восточнее, но на картах всю эту местность густо заштриховали — там было очень грязно. Относительно пощадив жилые кварталы, Катастрофа до основания разрушила примыкающую к ним промзону. В частности, превратила в радиоактивную щебенку крупный завод, выпускавший топливные элементы для атомных станций, и сровняла с землей несколько заводов помельче, но примерно с таким же экологически сомнительным производством.

Так что на северо-востоке теперь могли обитать исключительно биомехи. Что они и делали. На небольшом участке механическая нежить выстроила три Городища: Тайгинское, Северное и Учительское. Ходоки даже называли это место «бермудским треугольником», соваться в который предельно опасно, хотя и выгодно. Ведь неподалеку от промзоны, вдоль бывшей железной дороги, в изобилии обнаруживались артефакты типа «Фрич». Если удавалось пройти мимо «треугольника», имелся шанс уцелеть и основательно разбогатеть. На поле, покрытое разнокалиберными лужицами «Фричей», механические твари обычно не совались, для неорганики «Фрич» был очень опасен. Замораживал ее, невзирая на продвинутость и наличие искусственного интеллекта. Но ведь не будешь жить в чистом поле, да и дальнобойное оружие никто не отменял. Биомехам необязательно цапать ходоков манипуляторами, можно просто выстрелить, находясь за пределами «фрич-плантации».

Кадр сменился. Теперь Каспер видел главную площадь города, поросшую автонами, но все-таки относительно пригодную для передвижения и отчаянных ходоков, и крупных биомехов. Также посредник видел прилегающие к площади кварталы, остатки четырех из семи мостов, краешек левого берега и руины старого жилмассива Горский.