Время орка

Лёгкие Эдуарда начинали гореть огнём, в то время как сам юноша отчаянно пытался сдержать нарастающую панику. Ярви указал рукой в сторону, и беглецы попытались обогнуть огромную колонну, словно подпиравшую ледяной свод. Всё, что они видели перед собой, — неровная поверхность неумолимого камня, тронутого кое-где водорослями.

«Я умру здесь, — подумал Эдуард, чувствуя, что воздух вот-вот извергнется из его груди, — и эта скала станет моим надгробным камнем».

Цепь больно дёрнула руку, прервав мрачные мысли. Ярви тянул его куда-то ко дну.

Сначала Эдуарду показалось, что напарник просто утонул, но потом юноша и сам увидел тёмную линию еле заметной трещины, в которую едва мог протиснуться человек. Как мурена, покрытый татуировками южанин скользнул внутрь, однако более крупному и широкому Эдуарду не удалось проделать это с той же лёгкостью. Он сильно ударился грудью о камни, и в этот момент взбунтовавшееся тело исторгло из себя последние запасы драгоценного воздуха. При попытке нового судорожного вдоха в его грудь устремилась только вода.

Перед тем как потерять сознание, Эдуард с ужасом понял, что тонет.

Глава десятая. Сделка

Сантарская блуждающая стрела, именуемая также жалящей, имеет таковую форму наконечника, что, уколов жертву, неизбежно оставляет в её плоти отравленные осколки, вызывающие скорую и мучительную гибель. Появилась на Самоцветных островах. Запрет к использованию объявлен пятым военным эдиктом Конрада I Завоевателя, от 735 года эры человека.

«Орудия и приёмы военного дела восьмой сотни»

Пальцы Оша вцепились в древко копья так, словно это была палка, протянутая утопающему в трясине. Тем временем свободная рука развязывала ремень, прикреплявший ножны короткого меча к поясу.

— Много их? — спросил он.

У входа в пещеру стоял тревожно озирающийся Ярга. Он чуть вздрогнул от вопроса.

— Не знаю, — замялся коротышка. — Столько!

Орк показал свои руки с растопыренными грязными пальцами.

С тех пор как Локвуд принялся врачевать рану Ургаша, прошло две ночи. Всё это время Зора сторожила жилище вождя, а Ош находился подле Адама, выполняя просьбу старика. И вот произошло то, чего они опасались более всего.

Рука наконец справилась с креплением ножен. Сняв меч с пояса, Ош бросил его Адаму. Клинок его отца.

— Умеешь с ним управляться?

Тот растерянно кивнул. Он был встревожен происходящим не меньше Оша. Тот факт, что ему, пленному человеку, давали в руки оружие, совсем не добавлял спокойствия.

— Пойдешь со мной, — бросил Ош.

Бесцеремонно вытолкнув орка-коротышку, Ош покинул пещеру. Стояло раннее утро, но солнце ещё не показалось из-за горизонта. В лагере орков царила тревога. Тут и там слышались возгласы, вспыхивали короткие ссоры и потасовки.

Одна из таких потасовок была прямо перед жилищем Ургаша. Приблизившись, Ош понял, что это не просто драка, а самый настоящий бой. Оттеснённые к скальной стене, Зора с близнецами отбивались от шести-семи орков, под ногами которых уже лежали два мёртвых сородича.

Всё это время троицу спасало лишь то, что их нельзя было обойти сзади, а нападавшие, превосходившие их числом, по неопытности мешали друг другу.

У входа в жилище вождя, держась за окровавленный живот, сидел на земле Ушан. Был ли он ещё жив или уже перешагнул порог Вечной ночи? Ош не знал этого.

Внутри хижины угадывалось какое-то движение.

Перед Ошем встал выбор: то ли ринуться внутрь на спасение раненого великана, то ли помочь в неравном бою Зоре. Думать было некогда. Решение пришло само собой.

Выхватив нож, Ош бросил его в одного из нападавших, удовлетворённо отметив вязкий звук, с которым лезвие погрузилось в спину противника. Воспользовавшись внезапностью, орк атаковал отступников сзади.

В этот момент воздух сотряс страшный крик Ургаша. Это был полный боли и злобы рёв умирающего дикого зверя.

* * *

Дрова в очаге почти догорели, как и силы Локвуда. Заручившись поддержкой усталости, в полумраке к старику бесшумно подкрадывался сон.

Сколько он уже не спал? Сутки? Двое? Вивексия[1] закончилась много часов назад, но руки старика всё ещё дрожали. В подобные моменты многие врачеватели словно вступают в бой с самой смертью, пытаясь вырвать из её костлявой хватки жизнь своего пациента. Ключнику дома Олдри оставалось лишь смотреть ей в лицо, надеясь, что она отвернется первой.

Под ворохом звериных шкур покоился Ургаш. Орк дышал хрипло, но спокойно. Лихорадка прошла, но Локвуд не мог сказать, было ли это хорошим знаком или же свидетельством скорой смерти вождя. Знания внутреннего строения орков у него были весьма поверхностные.

Старик сделал всё, что мог. Зазубренные осколки стрелы, закалённой в смертоносном яде императорской жабы, что водилась лишь на Самоцветных островах, теперь покоились в деревянной плошке. Жала из ядовитого металла. Каждый раз, когда старик смотрел на них, ему не верилось, что Ургаш вообще прожил так долго. Любой человек на его месте уже давно предстал бы перед судом Древних.