Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)

Молодая прислужница стала раздевать госпожу и помогла ей войти в бассейн. Мариам с наслаждением подставила дряблые плечи под журчащую воду, самодовольно оглядывая купальню, которую с такой любовью Луарсаб приготовил для своей возлюбленной Тэкле.

А прислужница, откинув огненные косы, стала перебирать струны чанги и притворно возликовала.

Жилки в розовом мраморе

Голубые, небесные...

И на суше, и на море

Есть царицы чудесные.

Красотой, нежной кожею,

Лунным всплескам подобные,

С жаром солнечным схожие,

Стать созвездьем способные.

Но тускнеют красавицы,

Изменяются в облике,

Лишь в купальню направится

Мариам в легком облаке,

В покрывале, усеянном

Лалом, славимом пяльцами,

Осчастливит бассейные

Струи тонкими пальцами.

Так в купальне, как на море,

Затрепещут прелестные

Жилки в розовом мраморе

Голубые, небесные...

И чем проникновеннее славила молодая прислужница мнимые прелести венценосной госпожи, тем более втайне злорадствовала. О, с каким бы ощущением сладости нуги на губах она закончила б песенное восхваление дерзостью грифонов. Вот они с отвращением уставились на мумию в жемчужной пене, фыркнули, накрепко прикрутили краны и отвернулись к влажной стене.

Нежась, Мариам опустилась на мраморную скамеечку, ощущая приятное ласкание воды. Снова в Твалади! А давно ли она томилась в лицемерной Имерети?

Следуя наставлениям Трифилия, по прибытии к имеретинскому царю в Цихедарбази, в Куполовидный замок на берегу Риони, Мариам пригласила к себе духовником кутатели - митрополита Кутаиси. Она стала щедро жертвовать на церковь и медленно воздвигать свой дом рядом с Окрос-чардахи - золотой галереей.

Но в главном Мариам не оправдала надежд Трифилия: она не была приятной собеседницей и, тем более, желанной гостьей на царских пирах. При любом случае она громко вздыхала, бестактно напоминая, что ее супруг - могучий Георгий Десятый, царь Картли, был духовно главенствующим над всеми грузинскими царями, а она вот должна скитаться по чужим землям и безрадостно думать о судьбе Луарсаба, томящегося в плену. Старательно изводила Мариам имеретинского католикоса Малахия: ведь Луарсаб из-за религии страдает, почему же церковь так спокойна к судьбе венценосца? Она требовала посольства в Московию, настаивала на объявлении войны шаху Аббасу, тюремщику царей грузинских. И чем упорнее были ее домогательства, тем невыносимее становилось ее присутствие в замке имеретинского царя.

Царица Тамара, не утратившая доброты в водовороте дворцовых интриг, сочувствовала Мариам, но не могла забыть лебединой песни светлой Тэкле, чутьем угадывая причастность Мариам к гибели любимой Луарсаба, ибо Мариам всячески отклоняла беседу о странном исчезновении Тэкле.

Выручил царицу Тамару князь Леон Абашидзе, начальник царского замка. Он уговорил "назойливую" объехать владетельные княжества и настоять на втором общем послании русийскому монарху.

Мариам последовала его совету. Вперед выехал азнаур Датико, оставленный князем Баака с наказом оберегать царицу от всех бед.

Таким поручением Датико не был осчастливлен. С той памятной ночи, когда из Метехского замка исчезла светлая Тэкле, он возненавидел Мариам. Ведьма приостановила его жизнь, оторвала от великодушного начальника, князя Баака. Прошумела Сапурцлийская битва, громом прокатилась Марткобская, а он, обреченный на тягостное бездействие, должен был заботиться о сундуках потускневшей царицы.

Объезжая владетельные княжества Западной Грузии, Датико сразу заметил, что весть о посещении царицы Мариам принималась без особой радости.

Осторожный намек Датико не остановил старую царицу. Чем упрямее она требовала в владетельных замках посольства в Русию, тем замкнутее становились владетели.

Нагруженная скудными дарами, проклиная коварство бывших друзей, Мариам вернулась в Имерети. У городских ворот Кутаиси ее пышно встретило духовенство и придворная знать. Леон Абашидзе, теребя завитой ус, поздравил достойную Мариам с благополучным возвращением и почтительно известил: слава творцу, дом ее спешно закончен. Царица Тамара разукрасила его коврами и турецкими диванами, не позабыла наполнить водоем морской рыбой и скотный загон сернами.

Едва сдерживая гнев и слезы, Мариам поняла: ее любезно выпроводили из царского замка.

Позвав терпеливого Датико, стала выговаривать: победа в Марткоби всем принесла славу, а ей - унижение. Несправедливый век! Вот царица Тамар, воспетая Руставели, тоже разбила персов, и ей досталась богатая добыча, а знамя калифа пожертвовала она хахульской божьей матери. А она, Мариам, разве не пожертвовала бы знамя Карчи-хана Кватахевскому монастырю?! А ожерелье калифа, подаренное великой Тамар Хахульской иконе? И она, царица Мариам, тоже воспела бы ожерелье Пеикар-хана в стихах победы, если бы находилась в Метехи, а не у лицемеров, сладких до приторности и кислых до отвращения. Но она долее не унизит себя, она возвращается в Тбилиси.

Датико, переминаясь с ноги на ногу, устало предложил, что он сам отправится вперед, дабы приготовить покои и приличествующую встречу. Осторожность царского азнаура спасла Мариам от нового позора.