Время падающих звезд

Я надел мое зимнее пальто, взял из моей тумбочки сверток, положил его на кровать. В свертке были все принятые таблетки. Это было чудесное чувство, быть свободным от всякого принуждения. Где-то здесь скрывался Фритцхен, охранял Ауль и меня. Я почти сожалел, что он не мог здесь показаться — вероятно, тогда бы и Калвейту затем понадобилась бы помощь.

Мы попрощались. Когда мы спускались по лестнице, мне показалось, что я слышу с третьего этажа взволнованный голос профессора. Он, казалось, бурно протестовал против чего-то.

XXV

Все шлюзы счастья открылись передо мной, боги благотворного веселья отдыхали на мне. Ме послал мне Афродиту и подарил свободу. Я действительно был свободен в идеальном и анархическом смысле этого слова. Мир до звезд был открыт передо мной. Рядом со мной чудесная девушка, незримо рядом с нами смыленный ангел-хранитель, гений, который заботился о нашей безопасности. Не исполнились ли все мои мечты? Не хотел ли я однажды оказаться с Ауль на Земле и иметь при себе Фритцхена в качестве предприимчивого домового? Возможности, о которых я не догадывался, открывались передо мной. Да, у меня был бы повод для безоблачной радости, останься моя вновь обретенная свобода надолго. Но мне оставалась всего лишь ночь и день, затем нас должен был забрать транспорт. Это Conditio sine qua non[31] для моей свободы лежало передо мной словно пропасть.

Покупать платья для Ауль, как бы я сильно не желал этого, не имело смысла. Она тоже ничего не хотела об этом слышать. Но было уже темно, когда мы вышли из клиники, но прохожие, укутанные в теплую зимнюю одежду, поворачивались в нашу сторону, делали свои замечания о странных пристрастиях в моде иностранки.

В то же время, Ауль не была такой закаленной, как могло показаться, как могло показаться. В своих переливчатых трико с регулируемыми обогревающими свойствами, и приняв перед этим препарат, она не чувствовала холода. Грубый светло-зеленый льняной материал, которым они были дополнительно драпированы, был ничем иным как завесой с шестой луны, который разделялись друг от друга обе комнаты. К моему недовольству она даже не убрала вышитые звезды с материала.

На такси до моей квартиры можно было добраться за несколько минут. Я решил поехать домой, чтобы посвятить во все Йоханну, но Ауль наотрез отказалась пойти со мной. Но она и не хотела оставаться в городе, утверждала, что Земля постоянно наполнена адским шумом и воздух имеет противный, ядовитый привкус. Ее жалоба была мне понятна. Почти всю жизнь Ауль провела в гробовой тишине Вселенной. Ее нервы слуха и обоняния реагировали на тончайшие нюансы. Теперь она вдруг подвергнулась влиянию рычания автомобилей, гудения самолетов и других, привычных нам звуков. В городе вибрировали паровые молоты, визжали экскаваторы и пневматические буры, пищанию уличного движения. К этому прибавилась вонь выхлопных газов и дымящейся мостовой. Ауль хотела обратно на луг, провести оставшиеся часы в крестьянском доме, который она уже посетила после своего прибытия. Там, в каких-то кустах, лежало несколько ее свертков.

— Звездочка, в это время года в Маник Майя нельзя оставаться на ночь, — объяснил я. — Давай снимем номер в отеле…» Когда я предлагал это, мне пришло в голову, что у Ауль не было документов.

— Что может помешать нам жить в этом, как ты его называешь, крестьянском доме? — спросила она.

— Зима. Дом холодный. Во-вторых, сейчас темно, это было бы слишком хлопотное путешествие, в-третьих, у меня нет дров, в-четвертых, печь дымит, в-пятых, там сейчас все влажно, в-шестых, сначала нужно убрать снег…

— В-седьмых, в-восьмых, в-девятых, — прервала Ауль мое перечисление, — Ты думаешь, что я не подумала обо всем? Как ты можешь считать меня такой глупой? Ты увидишь, мы не замерзнем. А снег уберет Фритцхен.

У меня был волчий аппетит и желание съесть стейк с поджаренным луком, я с большим удовольствием сходил бы в ресторан. Кроме того, я помышлял о возможности отсрочить отлет, но Ауль настаивала на своем. Она бы улетела немедленно, если бы это было возможно. Ничего иного не оставалось, как поискать такси. Когда я рассказал о моем урчащем желудке, она вынула концентрат из своего пластикового пакета. «Я и об этом подумала. Ты доволен?»

— Я вне себя от радости, — сказал я и подумал о моем стейке. Ауль нельзя было провести, как сестру Хильдегард, и мне пришлось проглотить концентрат. Наконец, я поймал такси. Фритцхен, все еще скрытый во впадине световой волны, неловко плюхнулся на заднее сиденье. Я с неприятью ощутил его стеклянную голову рядом со мной, прильнул к Ауль. Меня удивило то, с какой естественностью она использовала неизвестное транспортное средство. Она не задала ни одного вопроса.