Время палача

С господином Моховым, обладателем столь чудной ауры, Дымов уже трижды беседовал по телефону, однако воочию наблюдал впервые. Подобные хищники не являлись для него диковинкой, а потому лишний раз Вадим с грустью убедился в правоте своего первоначального диагноза. Мужчинка был не только крутым бизнесменом, но и суровым семьянином. Темное трепетное облако, зависшее в трех шагах от стола, не оставляло в том никаких сомнений. Увы, понятие домостроя не изжило себя в России по сию пору. Да что Россия! — те же просвещенные европейцы вкупе с демократичными американцами маялись тем же недугом. Вне семьи общество говорило конструктивно и улыбчиво, вещало о вечных истинах и пеклось о счастливом детстве, однако в родных пенатах немедленно сбрасывало личину добродушия, снова превращаясь в деспотов и дикарей. Во всяком случае, по мнению Дымова, именно родителей-тиранов следовало в первую очередь винить в том, что одергиваемые на каждом шагу дочери только и ждали случая, чтобы вырваться на свободу и выскочить за муж за первого встречного (зачастую — такого же тирана, ибо мощнейшие детские стереотипы одолеть непросто), а лишенные самостоятельности сыновья легко и просто привыкали к табаку, алкоголю или того хуже — к наркотикам.

В данном случае имело место последнее обстоятельство. Первого моховского сыночка привезли в оздоровительный центр на прошлой неделе, а день назад заводовладелец лично позвонил Вадиму, пообещав двойной гонорар за лечение второго своего отпрыска. Он не просил и не советовался, он попросту ставил в известность и назначал цену. При этом говорил барственным тенорком и возражений от абонента явно не ждал. Именно поэтому Дымов поступил просто и незадумчиво: вежливо и твердо отказал, после чего положил трубку.

Увы, это тоже превратилось в составную часть его работы. Отказывать приходилось часто — и не потому что он чурался работы, — сугубо ради профилактики. Он врачевал людей изнутри, стало быть, вынужден был общаться с душами. Поэтому одних пациентов следовало ласково уговаривать, других попросту терпеть, а третьих ставить на место с первых фраз и первой встречи. В данном случае отказ был всего лишь средством воспитания, этакой жесткой оплеухой, приводящей в чувство. К слову сказать, для многих зарвавшихся князьков означенная мера представлялась столь же своевременной, сколь и полезной.

— Прошу вас, присаживайтесь. — Вадим мысленно расслабился, возвращая зрение в привычный диапозон. Дымчатое облако послушно преобразовалось в довольно плотного мужчину — в превосходном костюме, с едва заметным брюшком и легкой залысиной. Кроме того гостя отличали цепляющий недобрый взгляд, коротенькая ухоженная бородка и украшенные золотыми печатками пальцы. Последние, очутившись на столе, тотчас по-хозяйски принялись барабанить нечто неслышимое.

— Вадим Алексеевич, — начал вошедший без предисловий, — я сделал вам предложение, вы отказались. Хотелось бы знать — почему?

Он спрашивал и нападал одновременно. Надо отдать должное гостю, в отличие от своих многочисленных собратьев Мохов Павел Федорович действительно обладал бойцовским характером. Это чувствовалось и по голосу, и по взгляду. А уж метатело заводовладельца яснее ясного указывало на истинный типаж хозяина. «Хищника» ни за что не спутаешь с «жертвой», и следовало тешить себя тем, что абсолютное большинство людей не в состоянии было видеть своих истинных обличий. Сам Дымов не сомневался, что очень многие из его пациентов наотрез отказались бы от знакомства с ведущим специалистом оздоровительного центра «Галактион», сумей они рассмотреть в объеме и цвете метатело своего лечащего доктора. Во всяком случае, бурливая и агрессивная аура Павла Федоровича смотрелась рядом с докторской оболочкой, как крохотная черноморская камбала возле полуторатонной океанической манты. Собственно, метатело гостя УЖЕ было «поглощено», оказавшись во власти чужеродного кокона, и не чувствовал этого заводовладелец лишь по причине того, что энергетическую структуру кокона Вадим контролировал, как контролирует собственную силу мать, беря на руки грудного ребенка. Впрочем, кое-что гость несомненно успел ощутить. Например, некоторый дискомфорт, возможно, даже безотчетную тревогу. Уж Вадиму-то было отлично известно, каково это оказаться в объятиях потусторонних энергий. Однако что бы ни чувствовал сейчас Павел Федорович, на лице его ровным счетом ничего не отражалось. Либо он был достаточно толстокожим субъектом, либо являлся прекрасным актером.

— Да, я отказал вам. — Вадим спокойно кивнул. — Почему? Да потому что надеялся на ваш приход.

— Вы надеялись, что я приду к вам? — господин Мохов хмыкнул. — Иными словами — вам доставляет удовольствие гонять в свой кабинет занятых людей? Или причина проще — и касается банального вознаграждения? Но я без того обещал заплатить вам вдвое. Или этого мало?

— Мало.

— Вот как?

— Да, Павел Федорович, мало. Правда, не для меня, а для ваших сыновей.

— Хмм… Не совсем вас понимаю.