Время пастыря

Казеннокоштным воспитанником, на 8 рублей стипендии, может быть всякий крестьянский мальчик, а на собственном содержании, по причине дороговизны всех жизненных продуктов, имеют возможность воспитывать в семинарии детей своих только крестьяне местечка Молодечна и самых близких к нему деревень. Этим и объясняется, почему на первый раз неполный комплект воспитанников в семинарии.

Автор письма продолжает утверждать, что народные школы края выслали сюда цвет своих бывших воспитанников, и видит в них такие умственные и нравственные качества, что больше нечего желать.

Мы любим и уважаем народ и потому, из любви и уважения к его детям, не станем идеализировать их добрые качества, а скажем просто, как есть, что они дети скромные, послушные и все без изъятия имеют охоту к учению.

И это прекрасно.

Но трудно, трудно им дается наука! Не надобно забывать, что воспитанники семинарии – дети несчастного белорусского народа, который, находясь несколько веков под гнетом панов чуждой ему народности и веры, не имея никакой собственности, на которой он мог бы сосредоточить свою мысль, свои заботы, потерял почти сознание своего человеческого достоинства: сделался вял, апатичен; жил без мысли о своем прошлом и без надежды на будущее. Только освобождение от крепостной зависимости доставило ему возможность вздохнуть несколько свободнее и заставило призадуматься о своем житье-бытье в будущем.

Вследствие этого пробуждения народного сознания появились в крае, при усердном старании местного духовенства, народные школы, но существование их на первых порах было весьма незавидное. При всем усердии своем к делу народного образования духовенство стеснялось недостатков необходимых для этого материальных средств. И в то же время должно было бороться с возможным противодействием развитию народных школ со стороны помещиков, латинских ксендзов, мировых посредников, которыми были сначала местные помещики, и других подобных лиц. И благодарение Господу, что народные школы при таких неблагоприятных условиях просуществовали до того времени, когда обстоятельства переменились к лучшему, когда обязательные отношения крестьян к помещикам прекращены окончательно, и когда благодетельное правительство поспешило к народным школам на помощь, обеспечило их быт материальными средствами и учреждением дирекции народных училищ дало им правильный ход.

Но давно ли все это свершилось?

Около трех лет тому назад.

А много ли можно сделать в продолжение такого короткого периода времени для образования такого народа, умственная и нравственная характеристика которого представлена нами выше, и когда учебное время в народной школе в каждом году состоит из четырех пяти месяцев?

Говоря это, мы нисколько не думаем уменьшать заслуги народных школ. Напротив, мы даже удивляемся и тому, что ими сделано для образования народа. В семинарию ими высланы действительно лучшие ученики. Но чтобы эти последние были вполне подготовлены, чтобы они знали, как следует вести все те предметы, коих преподавание положено в народных училищах, мы этого сказать никак не можем.

Следующий комплект кандидатов для поступления в семинарию, вероятно, будет лучше, но на первый раз в этом отношении семинария и не должна была, но могла быть слишком требовательною.

И так, скажем откровенно, что вся подготовка поступивших на первый курс семинарии воспитанников состояла в том, чтобы они более или менее знали краткую священную историю, умели кое-как читать по-русски и по-славянски, да писать с грехом пополам, и по арифметике одни знали все четыре первоначальные действия, а другие знали хорошо только сложение и вычитание простых чисел. Некоторые сверх того могли порядочно пропеть литургию и всенощную.

Вот и все.

Повторим опять, что на первый раз и это хорошо. Но вместе с тем просим обсудить без пристрастно, какие при такой подготовке воспитанников предстояли им и наставникам труды, когда вдруг пришлось приняться за курс преподавания, определенный уставом семинарии?

Автору разбираемого нами письма, представившему себе умственный кругозор первых воспитанников семинарии в радужных цветах, курс преподавания в семинарии казался необширным. По его словам, это – не что иное, как расширенный и несколько продолженный курс того, что теперь преподается в каждом народном училище. Полно, так ли это? Если упоминаемый автор знаком с семинарией не в воображении, а на деле, то он должен был сообразить, что география, отечественная и естественная история, геометрия, землемерие, линейное черчение и методика далеко не то, что чтение и письмо по-русски, славянское чтение и четыре простых арифметических действия. Возьмитесь-ка выучить в два года всем этим предметам воспитанника, едва разбирающего грамоту так, чтобы он, сделавшись народным учителем, был, по выражению автора письма, хозяином в своих занятиях, чтобы он имел по всем показанным наукам необширные, но серьеозные и обстоятельные сведения?!

И еще бы в два года!