Я снова сел к письменному столу. Сижу и смотрю на идиотскую круглую вешалку в спальне — она похожа на птичье пугало и заставляет меня чувствовать себя птенцом.
У меня нет иных желаний, кроме желания быть человеком. Я хочу смотреть на птиц, на деревья, слушать, как смеются дети. Хочу жить в этом мире, отказаться от всех фантазий и просто жить. Прежде всего мне следует вымолить нечто столь естественное, как право быть отцом собственной дочери. Может, она найдет другой выход, а не просто оборвет со мной всякую связь? Хотя мне было бы нетрудно ее понять.
Пять часов. У меня уже нет сил. Но это неважно, защищать мне больше нечего.
Лед начал давать трещины, и под его поверхностью появляется холодная темная глубина. На нем больше нельзя выписывать пируэты. Отныне я должен научиться плавать на глубине.
Метр стоит перед камином, лицо его почти торжественно. В первый раз он положил тросточку себе на плечо, словно несет тяжелую ношу. Он смотрит на меня и спрашивает: "И что дальше? Что мы теперь вспомним?"
Но мне кажется немыслимым вспомнить во всех подробностях то, что произошло, когда мне было всего три года. Я смотрю на маленького человечка и говорю: "Мне не передать это словами". Я забыл язык, на котором говорил тогда. Маленький мальчик взывает ко мне на языке, которого я больше не понимаю.
Метр спрашивает: "Но ты что-нибудь помнишь?"
Это похоже на фильм, говорю я. Всего несколько метров пленки.
"Тогда давай сделаем набросок сценария для этого короткого фильма", — говорит Метр.