Время Перемен

Матрос слева попытался накинуть петлю вождю на голову, но горец поймал верёвку одной рукой и дёрнул на себя. Матрос был хлипким — он разжал руки и чуть не упал. Тром запустил капитана в шагнувшего ближе хорька и ударил хлипкого в челюсть, сбивая на пол. Ещё один матрос подскочил и со всего размаху ударил Трома веслом слева-направо, наискосок. Вождь подсел под удар, весло просвистело мимо. Краем глаза он увидел, что хорёк уже замахивается факелом. Он попытался отступить, но — проклятая слабость — не успел, и лишь принял удар на предплечье. Разорвал дистанцию, неожиданно упёрся в бортик и ещё один матрос ударил его дубинкой по плечу. Потом факел обрушился на колено и одновременно верёвка, брошенная капитаном, обвила шею. Весло треснуло в живот с мокрым шлепком. Тром согнулся, но тянул верёвку на себя, стремясь добраться до капитана. А его били со всех сторон, потом с силой толкнули. Он упал, но верёвки не отпустил. Матросы стали пинать его ногами. Один удар пришёлся по зубам, и горец почувствовал вкус крови. Пришлось закрыть голову руками. Его били по телу, по ногам, по рукам. Больно, но не смертельно. Сильный удар пришёлся по правому бедру. Ещё один, и ещё, и ещё, много раз подряд. Оно онемело, затем появилась острая боль в нижнем ребре, он не мог вдохнуть. Поймал ногу одного из них руками, надавил одной рукой на колено, а другой держал за пятку. Человек упал. Тром хотел заползти на него сверху, но тот лягался, а остальные стали бить по голове. Сапог угодил в нос, ещё один — в затылок. Пришлось ещё плотнее закрыть голову и сжаться, а удары дождём осыпали его.

— Прекрати, он больше не будет, он всё понял, — раздался уставший голос Марка. Громила стоял, опираясь на мачту.

— Стойте, — крикнул капитан, — Ты отвечаешь за него, ясно? Ещё раз такое выкинет — обоих за борт.

Марк медленно кивнул, соглашаясь.

Люди расступились, а верзила присел на корточки рядом с ним и шепнул на ухо:

— Больше не вздумай, слышишь?

— Почему?

У Трома были тысячи причин возразить, и он уже собрался озвучить их, но Марк вяло оборвал его:

— Потом…

Сотник медленно отошёл к своему борту, уселся и закутался в покрывало.

Кровь вперемешку со слюной протянула красную нить ото рта до палубы, отбитого бедра он не чувствовал, каждый вдох отдавался колющей болью в рёбрах, десятки других ушибов и ссадин помельче слились в единый гул. Но шевелиться пока ещё было возможно.

Вождь знал, что нужно делать — встать, раздобыть оружие, избить или просто поубивать пол команды, а второй половине приказать плыть туда, куда ему нужно.

Но он просто лежал и ненавидел весь мир. Ненавидел низинников за то, что вышвырнули его из страны и отобрали оружие, ненавидел море, высосавшее из него все силы, вождей, что были до него и не удосужились построить форты вокруг столицы, Марка, заколдовавшего его, сказав «он больше не будет, он всё понял».

Но больше всех Тром ненавидел себя. За то, что был бессилен перед этими бедами, разом свалившимися на него. За то, что не смог предвидеть опасности, даже никогда и не думая всерьёз о таком вторжении. И за то, что он больше не вождь.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА.

ВТОРОЙ ТОМ: https://author.today/work/183774