Время перемен

Еще они упоминали о неком «Греге», которого с ними не было. (Значит были еще и другие.) Когда он упоминался, они бросали взгляды на мою Белоснежку, странные взгляды, смысл которых мне был мне непонятен.

Белоснежка и великаны, подумал я, Белоснежка всех прекрасней в нашей стране. И у нее тоже были иссиня-черные волосы. Белоснежка – гном среди великанов.

Продолжая незаметно наблюдать за ними, мне удалось еще кое-что заметить.

Никто из них не курил. И не пил пива.

Когда вы достигаете определенного возраста, то вас уже не нужно уговаривать не начинать курить. Но как убедить в этом такую большую группу молодых ребят?

А что касается пива… Многие из них пили соки и лимонад. Другие предпочитали портвейн, шерри, виски или ром. Они явно не были трезвенниками.

Из шестнадцати молодых ребят по меньшей мере трое или четверо должны были бы пить пиво в этот жаркий, летний вечер.

Я закончил вторую кружку пива. Наступил неприятный момент. Теперь я, наверное, должен был бы смело подойти к Белоснежке и великанам и дерзко заявить: «Все кончено. Я понял, что вы не те за кого себя выдаете. " Или просто заказать еще пива и продолжать незаметно следить за ними?

Я не сделал ни того, ни другого, а встал и собрался уходить.

И в тот самый момент, когда я поднялся на ноги, Белоснежка посмотрела в мою сторону и узнала меня. Я отчетливо увидел это на ее лице, хотя она сразу отвела взгляд, как будто ничего не произошло.

Но я был совершенно уверен, что не ошибся.

Одно не вызывало сомнения – это выражение удивления и заинтересованности появилось на ее лицо вовсе не потому, что она уже видела мое лицо в окне второго этажа «Красного Льва». Во-первых, я не помню, чтобы она поднимала взгляд, во-вторых, это не было просто выражение я-уже-вас-где-то-раньше-видела.

Она знала меня. Она не ожидала увидеть меня здесь, но в тот момент, когда это произошло, она сразу подумала: «Это Вэл Матерс… " и еще много чего другого.

И мне ужасно захотелось узнать, в чем это другое заключается.

Я бы, безусловно, подошел к ней и заговорил, если бы не эти пятнадцать великанов. Старый трюк «мы уже с вами где-то встречались» не станешь использовать с девушкой, которая зашла в бар вместе с пятнадцатью друзьями.

Вместо этого я отправился домой.

* * *

Когда я, вернувшись домой, закрывал двери гаража, ко мне подбежала Дина. Она по-прежнему была в своем золушкином платье, но ее руки и ноги были замотаны бинтами, которые она явно завязала себе сама.

– Она ударила меня, – с ходу начала жаловаться Дина, – она ударила, поцарапала и вышвырнула вон.

– Ну-ну, Дина… – начал я.

– Она забралась через окно и толкала меня, царапала и била, таскала за волосы, и я не смогла остаться в летнем домике.

– Забудь об этом, Дина, – устало сказал я.

– Это ее вина, что я не смогла выполнить свое обещание. Она…

– Дина, мне это не интересно, – твердо сказал я. – Ты знала, что у нас в доме работает человек. Ты знала, что ему нужно было сначала попасть в твою комнату, а потом в летний домик. Не возникло бы никаких неприятностей, если бы ты делала то, что тебе говорят.

– А я и делала то, что ты мне говорил, разве не так? Ты сказал, чтобы я оставалась в летнем домике, а она меня выгнала оттуда.

В этот момент из дома вышла Шейла. Она неуверенно посмотрела на меня, готовая все объяснить, или поскандалить, или вообще отказаться обсуждать эту тему – в зависимости от того, как поведу себя я.

– Дина, сказал я, – пойди и переоденься.

– А разве ты не собираешься…

– Я ничего не собираюсь. Иди и оденься. Сейчас. И не будем спорить.

Обидевшись, Дина ушла и до конца вечера сидела в своей комнате.

Шейла и я провели неожиданно приятный вечер. Я открыл бутылку Rudesheimer, а потом еще и Niersteiner, и наше настроение заметно улучшилось.

Тут я посчитал, что наступил подходящий момент, и рассказал Шейле о возвращении Джоты.

Я неправильно оценил ситуацию. Лицо Шейлы превратилось в застывшую маску и она спросила:

– Он надолго приезжает в Шатли?

– Джота не сказал ничего определенного.

– Надеюсь, он не собирается останавливаться у нас?

– Нет. Он хочет попросить Джила…

– Если он придет к нам в дом, то я не выйду из своей комнаты.

– Шейла, он обещал…

– Он обещал, – в голосе Шейлы прозвучала с трудом сдерживая ярость. Она вскочила на ноги и начала ходить по комнате, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Шейла не слишком часто теряла самообладание, но когда это происходило, ее было невозможно остановить. – Я никогда не говорила тебе, почему я так тогда разозлилась, Вэл.

Вовсе не потому, что Джота начал приставать ко мне. Если бы такой человек, как он, хоть раз не попытался бы пристать ко мне, я бы посчитала, что мне пора уходить в монастырь. И дело тут даже не в том, что он воспользовался твоим доверием, чтобы заманить меня в такую ловушку… А потому, что когда ты вернулся, когда ты вошел…

Она сумела так завести себя, что некоторое время не могла произнести ни слова. Ее лицо раскраснелось, грудь вздымалась, и я подумал, что уже давно не видел Шейлу такой красивой.